Тень в камне - [16]

— Ну-у...

— Когда рассказывал вам о своих преступлениях, уточнял ли, какое оружие использовал? Как убивал? Переехал машиной? Сбросил бомбу? Отравил? Задушил? Как?

— Я не знаю. — Она раздраженно пожала плечами. — Этот тип упивался разговорами об убийствах, но не помню, чтобы при этом уточнялось — застрелил он свою жертву или заколол, и не понимаю, какая, к черту, разница. Кстати, вы спрашиваете, угрожал ли он мне пистолетом? Я была прикована вот такой цепью. — В ее голосе появились слезы. — Он делал со мной все, что хотел: насиловал, бил, пинал. О каком сопротивлении могла идти речь! Я была прикована к стене.

— Верное замечание. А как вы ехали к месту своего заключения? Какие звуки до вас доносились? Сколько раз он останавливался? Сколько времени заняли остановки? — Снова и снова прокручивал Джек одно и то же, отмечая, как по-разному описывала она те же ощущения, пытаясь отыскать иголку в стоге сена. Когда он слушал и наблюдал за ней, у него мелькнула мысль, что причина тут не только в глазах. Ее одежда тоже излучала сексуальные позывные.

Что-то было такое в ее одежде... И дело не в облегающих свитерах или коротких юбках. Просто ее одежда... Он не мог подобрать достаточно точное определение или хоть как-то ее описать. Так или иначе одежда Донны всегда казалась нелепой, не к месту. Вот и все. Как сегодня. Посмотрите только, во что она вырядилась утром, направляясь в отдел убийств? Какое-то странное пышное необъятное платье в цветах, золотистые серьги в виде больших колец. Цыганская королева — ни дать ни взять. Черт возьми, что за женщина!

— У вас есть друг или жених? — услышал Джек свой собственный голос.

— Был у меня один, мы с ним часто встречались... — Она умолкла и покачала головой. — Ему трудно было вынести, что со мной произошло, и, похоже, все кончилось. А что?

— Действительно, что? Просто подумал, как случившееся отразилось на вашей личной жизни. Такое несчастье приносит боль, наносит оскорбление близким жертвы. Родственникам, друзьям, мужу или дружку. Они огорчаются, приходят в ярость, испытывая полную беспомощность при мысли о том, что не смогли защитить того, кого любят, когда человек оказался в ситуации, подобной вашей... С этим непросто справиться.

— Точно, — откликнулась Донна, криво улыбнувшись, — такова жизнь. — Он кивнул, и она продолжила: — Отразилось ли случившееся на моей личной жизни? Какой личной жизни? Моя личная жизнь сейчас — это газетчики, полицейские да еще психиатр, вот и все.

— Вы говорили, когда вас приковали, на глазах у вас была повязка. Но вот он снял повязку, и вы впервые увидели комнату, что вы подумали? Постарайтесь припомнить свои ощущения в тот момент, что он сказал?

— Ужас. Дикий ужас. По фильмам я представляла, что он притащил меня туда не на воскресный пикник. Единственное, о чем я сожалела, что не кричала, пока была на улице, стоило, наверное, упасть на пол машины, может, не стал бы стрелять через ветровое стекло. Но все эти мысли пришли слишком поздно. Ужас парализовал меня. Я поняла, что попала в серьезную переделку. Много он не разговаривал. Я умоляла, чтобы позволил мне уйти, клялась, что никому ничего не скажу, а он просто отрезал: «Заткнись» и обозвал меня. Потом добавил, что у меня единственный шанс. Давать ему, когда захочет, выполнять все его пожелания и вообще быть послушной рабыней, и тогда он меня не убьет.

Джек почувствовал, что разговор с Донной Баннрош зашел в тупик. Обычно он легко сходился с людьми, врожденная чуткость, интеллигентность располагали к нему... Но в последнее время все запуталось. Ему никак не удавалось создать атмосферу взаимопонимания между собой и жертвой преступления. Барьер, возникший между ним и этой женщиной, затруднял расследование. Но она вызывала у него только отрицательные эмоции, и, как ни парадоксально, он ничего не мог с этим поделать.

Терзаний Джека мисс Баннрош не разделяла. Ей было наплевать на нового полицейского. Просто еще одно лицо в толпе. Ее переполняла холодная, непреклонная ненависть к мерзкому сукину сыну, разбившему ей жизнь, и к жестокому, несправедливому миру, в котором зло и насилие неуязвимы. Она не заслужила такую судьбу. И теперь жаждала только мести. Донна была очень одинока, внутренне скована. Теплота, мягкость, женственность, скромность — черты так свойственные ей, за что ее любили и ценили, померкли, потеряли смысл. Она чувствовала себя беспомощной в стремительном потоке событий. И только это, может быть, как-то сближало ее с Эйхордом.

Джек вновь попытался связаться с адвокатом. Уолли сообщил ему, что одна техасская престижная адвокатская фирма вступила в какие-то переговоры с Хакаби. Возможно, Юки предложили услуги знаменитой Ноэль Коллиер. Кое-кто считал ее самой талантливой среди женского адвокатского сословия, а в рядах техасских адвокатов по уголовным делам уступающей только самому Рейсхору. Джек два дня пытался до нее дозвониться, но она никак не отреагировала на его звонки. В конце концов он все-таки добился своего и договорился о встрече. Ведя дело, Эйхорд всегда старался найти подход ко всем заинтересованным лицам, сейчас ему предстояло выяснить, что же такое госпожа Коллиер. Какие очки надеется заработать адвокат такого класса на защите убийцы, которому железно светит «вышка»? Куда ни шло, если бы защитника назначил суд, но знаменитая Ноэль Коллиер из фирмы «Джонс — Селеска». Зачем им этот неудачник?