Тень Торквемады - [22]

29 апреля 1525 года император Карл V со всеми положенными почестями принял в Вальядолиде личных представителей Василия III — князя Ивана Ивановича Засекина-Ярославского и дьяка Семена Трофимовича Борисова, сопровождавших испанских дипломатов на обратном пути из Московии. По возвращении в Москву русские дипломаты привезли важное известие об открытии Америки и о расширении испанских владений в Новом Свете.

— Насчет финансов я распоряжусь, — немного поразмыслив, сказал король. — Возьмете столько денег, сколько нужно. Кроме того, я напишу письмо дону Хуану Московскому. Пусть миссия будет иметь посольский статус, пусть и несколько усеченный. Дары правителю Московии вам обеспечит казна.

— Все это великолепно, Ваше Величество, однако мы планировали, что наши посланники поедут в Московию под видом обычных купцов. Так проще скрыть тайные намерения. И надзор за купцами не такой тщательный, как за посольством.

— Согласен. Но в письме мы не будем строить далеко идущие планы по налаживанию тесных отношений между Испанией и Москвой. Письмо — это всего лишь любезность с нашей стороны, не более того. В нем будет похвала государственным трудам князя Московского и пожелание крепкого здоровья. А также просьба оказать содействие испанским купцам, чтобы наладить прочные торговые связи между нашими странами. Это тоже, кстати, проблема — мы практически не ведем торговых дел напрямую с московитами, отдав все на откуп англичанам, и в меньшей степени нидерландским купцам. Это прискорбно.

На этом вопрос был исчерпан и аудиенция закончилась. Дон Фернандо Вальдес ушел, а король продолжил нервно мерить шагами обширный кабинет своего отца. Имя герцога Альбы, упомянутое в разговоре, заставило его вспомнить о донесениях агентов, внедренных в Нидерланды.

Вот уже несколько лет прибытие депеш из Нидерландов неизменно вызывало беспокойство и суматоху в королевской канцелярии в Мадриде. Тревожные и грозные вести приходили из этой отдаленной испанской провинции. Читая их, король Испании мрачнел. Им овладевали ярость и смятение. Он все чаще запирался в кабинете с герцогом Альбой, и они часами говорили о мерах, которые должны были обуздать своенравную провинцию. Доверие отца Филиппа, короля Карла V, к Фердинанду Альварецу де Толедо, герцогу Альбе, было безгранично. Он сделал его воспитателем своего сына и наследника, а отрекшись от престола, рекомендовал Филиппу II герцога как самого преданного и надежного слугу.

Далекие Нидерланды были подлинной жемчужиной могущественной испанской державы. Многочисленные нидерландские города были населены искусными мастерами. Здесь ткали тончайшие шелковистые сукна, драгоценные ковры и гобелены, выковывали замечательное оружие, создавали чудеса ювелирного искусства, строили сотни быстроходных кораблей. Голландские купцы и мореплаватели бороздили все моря и океаны. Несмотря на исключительное право испанцев вести торговые сделки с заморскими колониями, их несметные богатства немедленно перекочевывали в Нидерланды, где город Антверпен стал общепризнанным центром европейской торговли.

Богатые купцы и мастера привилегированных цехов в Нидерландах наживали огромные состояния. Их пышные платья, роскошные дворцы и великолепные пиршества поражали воображение чванливых, но бедных испанских дворян, толпами устремлявшихся в Нидерланды. К тому же провинция обладала множеством старинных вольностей и привилегий, которые позволяли Нидерландам весьма независимо держаться по отношению к своему государю.

В отличие от отца молодой король был деспотичным и упрямым. Филипп II решил всецело подчинить провинцию испанским чиновникам. Вольности и привилегии страны начали попираться, в городах бесчинствовали испанские гарнизоны, а католическое духовенство, погрязшее в распутстве и невежестве, нагло вымогало деньги у народа. Каждый, кто протестовал против злоупотреблений церкви, рассматривался как еретик и попадал в лапы инквизиторов. А из ее застенков путь был лишь на плаху или на костер.

Благодаря торговым сношениям, в Нидерланды из соседних стран проникли лютеранство и кальвинизм. В связи с этим Филипп II решился на более энергичные меры, чтобы истребить нидерландскую ересь. Король назначил обер-штатгальтером Нидерландов свою сестру Маргариту, герцогиню Пармскую — умную, энергичную и образованную женщину, и расставил везде гарнизоны из наемных испанских отрядов вопреки старым нидерландским правилам, по которым иностранные войска не допускались в города. Протестанты начали подвергаться заключению, пыткам и торжественному аутодафе.

Но народ встретил аутодафе иначе, чем в Испании. Испанцы сбегались на это зрелище, как на праздник, а нидерландцы смотрели на него с ненавистью. Введение инквизиции было решительным нарушением нидерландских привилегий. Нидерландские дворяне большей частью оставались верными католицизму, но ненавидели инквизицию и решили противиться ей всеми силами. Они составили между собой союз, члены которого стали известны как «гёзы», то есть «нищие».

Это название произошло по следующему случаю. Однажды несколько сот дворян съехались в Брюссель и в торжественной процессии отправились к дворцу правительницы, чтобы подать ей просьбу об отмене строгих мер против еретиков. При виде такого числа просителей Маргарита смутилась. Тогда один из ее советников заметил ей, что нечего бояться «этих нищих». Дворяне узнали об этом и с тех пор сами стали называть себя гёзами. Во главе недовольных находились принц Вильгельм Оранский и граф Эгмонт, которые занимали должности штатгальтеров.