Тень света - [4]

– А и правильно, – против моих ожиданий сообщил мне лесной хозяин. – Всему свое время. Коли тебя пока к дому-от этому не тянет, так нечего себя переламывать да жить так, как до тебя все остальные ведьмаки жили. Ежели это не твое, так что же тебе, теперь тут костьми лечь? Времена изменились, парень, времена изменились. И мы меняться должны, иначе смерть. Не все, правда, это поняли и приняли, но то не моя печаль. Я для себя все уже решил.

В корень зрит дядя Ермолай. Я о том же сегодня днем думал. Там, в офисе, мне Лозовка казалась тем местом, где можно остаться жить навсегда. Здесь тишина, покой, солнышко светит, птицы поют, шмели жужжат.

Вот только лето – оно не вечно. Я вот когда предыдущей ночью ночевал на чердаке и продрог до костей, тогда понял, что зимой мне здесь небо с овчинку покажется. Прав был Вавила Силыч. Городским людям сельское бытие только из теплой квартиры с центральным отоплением прекрасным кажется. А запихни их в деревенский дом в январе, так и сдохнут они нахрен без тепла, воды и еды. Потому что забыли те простые способы существования, которые для наших предков были нормой жизни. За ненадобностью забыли.

И я тоже все забыл. Точнее – и не знал.

– Покон, правда, прежний остался, и ты про это помни. Крепко помни, – продолжал вещать дядя Ермолай. – Живи по нему, и тогда, может, следующим летом увидимся. В мае приезжай, я тебя на одну делянку отведу, там как раз под Ивана Купалу разрыв-траву можно найти будет.

– И еще цветение папортника посмотреть неплохо бы, – припомнил я Гоголя.

– Чего? – удивился лесной хозяин. – Ерунда какая. Парень, папортник не цветет. Никогда.

– Ну а как же… – было начал я, но после махнул рукой и снова уставился на русалок, которые, тем временем, похоже, входили в финальную стадию танца.

Все они в какой-то момент, известный только им, застыли на месте, протянув руки к нестерпимо ярко сияющей луне, и дружно прокричали какие-то слова, разобрать которые я не смог, поскольку это был совершенно неизвестный мне язык. Да и не факт, что это вообще была человеческая речь.

А после русалки исчезли, только круги по водной серебряной дорожке пошли. Были они – и нет их.

– Вот и все, – сказал дядя Ермолай, стянул с головы старомодную замызганную кепку-«восьмиклинку», и погладил короткопалой рукой лысину, обнаружившуюся под ней. – Скоро и мне лес к зиме надо начинать подготавливать. Оно, парень, всегда так – первыми ко сну речные девки отходят, опосля полевые в норы забиваются, потом, стало быть, болотный хозяин чарусьи закрывает, а после и моя очередь приходит.

– А ведьмы? – полюбопытствовал я. – Они чего зимой делают?

– Ведьмы? – дядя Ермолай хохотнул. – Этим закон не писан, им что зима, что лето, все едино. Разве что в сорок они по холодному времени не перекидываются. Лапы у них тогда мерзнут сильно.

– Ой, блин, – вспомнил я внезапно о подарке, который привез из Москвы русалкам, да так и не отдал. – Гребешки-то! Они ж просили, я специально купил и запамятовал!

Открыв рюкзак, который я положил рядом с собой на берегу, я достал пакет с разноцветными длиннозубыми расческами. Продавщица в магазине заверила меня, что это те самые «гребешки» и есть.

– В воду бросай, – посоветовал мне Лесной Хозяин. – Поверь, речные своего не упустят. Ну а «спасибу» они тебе следующей весной скажут. Да и не за нее ты, чай, старался?

– Конечно, нет, – подтвердил я, а после сделал так, как он мне посоветовал, то есть выгреб гребешки из пакета, да и отправил их в реку, постаравшись размахнуться посильнее. – Только ведь это пластмасса, они ж, небось, не утонут даже.

Гребни плеснули по воде, и, против моих ожиданий, моментально пошли ко дну. Или их просто кто-то с поверхности сразу расхватал?

– Странно, – сказал тем временем дядя Ермолай. – Девки нырнули, а водная тропа не погасла. Что за… А-а-а-а-а! Понятно.

Посреди лунной дорожки, которая и на самом деле так и не пропала, взбурлила вода, а после появилась одна из русалок, та самая Аглая, которая меня сюда и пригласила.

– Вон оно чего, – огладил бороду дядя Ермолай – Ну, парень, вот тебе и загадка, которую окромя тебя никто не решит. Как ни поступи – все одно не поймешь, верно или нет сделал. Ты, главное, помни, – русалки – не упыри, тебя с собой на ту сторону не утащат. Ладно, пойду я, на твоих приятелей гляну, как они там, в лесу, себя ведут. Неровен час, еще на проклятый клад набредут да выкапывать его начнут.

Он хлопнул меня по плечу, ухмыльнулся, глядя на Аглаю, которая не торопясь брела по лунной дорожке к берегу, и беззвучно нырнул в кусты, что росли неподалеку от нас.

– Телепортация как она есть, – негромко произнес я, понимая, что сейчас дядя Ермолай уже не здесь, на берегу реки, а где-то посреди своего леса.

Я тоже так хочу уметь. Но – не судьба. В мире Ночи закон «каждому свое» выполняется безукоризненно. Ведьмы умеют летать и портить окружающим жизнь, русалки топить беспечных граждан, зыбочник детей пугает, полуденица следит за соблюдением селянами норм трудового законодательства, а я, ведьмак, с мертвыми общаюсь, в соответствии со своей узкой специализацией, и зелья варю по мере сил. Кому что Поконом предписано, тот то и делает.