Тень скорби - [10]

— Сударыня, вы говорите так, будто цель жизни — быть счастливым, — отвечает Патрик с едва заметной улыбкой, и на мгновение между собеседниками пробегает холодок. — Однако нам, конечно, следует здраво оценивать жизненные перспективы девочек. Тяжело будет найти мужей для пяти бесприданниц без связей в обществе. Боюсь, им лучше быть готовыми зарабатывать на хлеб благородным трудом.

— В качестве гувернанток. — Бессовестно крепкий чай. Расточительный и чрезмерно стимулирующий. На четверть разбавить листьями ежевики. Заварке это никак не повредит.

— Вот именно. В особенности Мария, интеллектуальные дарования которой обещают хорошие перспективы в сфере передачи знаний. Элизабет кажется мне склонной скорее к домашней работе… Однако образование в стенах учебного заведения станет ценным приобретением для всех девочек. Конечно, наступит время, когда Брэнуэлл сможет оказаться в силе как-нибудь помочь им.

Мисс Брэнуэлл кивает. Мальчик ей нравится, хотя от него больше суеты и шуму, чем от тихих, послушных девочек. Она даже проявляет к нему — в своей закостенелой манере — материнские чувства, напоминая при этом изможденную овцу, принимающую необузданного щенка за ягненка.

— Вы продолжите самостоятельно заниматься обучением Брэнуэлла? Что ж, это экономия. Но остается еще пятеро.

— Как раз в этом и состоит мое затруднение. Школа, которую рекомендовала мисс Ферт, к примеру, непомерно дорога.

Патрик вздыхает, но причиной тому не дороговизна обучения. Мисс Ферт, подруга семьи еще со старых добрых времен Торнтона — времен, когда у них действительно были друзья, — крестная мать Энн. Кроме того, и тут дело обстоит серьезнее, именно ей вдовец первой предлагал стать ему новой женой; только теперь, спустя два года после катастрофического сватовства, она снизошла до общения с ним. Патрик по-прежнему не упускает из виду, что, каким бы преждевременным ни было его предложение, в нем содержался неоспоримый практический здравый смысл: мисс Ферт была благородной дамой, обладала некоторыми денежными средствами и любила детей. Если частью этого уравнения когда-то и была жажда обладать, если он когда-то и складывал в уме пламя свечи, абрикосовую шею под затылком мисс Ферт и ощущение обнаженных ног под пальцами (это набухающее скольжение, выше, выше), то все это теперь забыто. Или же он посадил память на карантин и лишь иногда слышит, как она возится за высокой оградой.

— В любом случае я не думаю, что подобного рода школа вполне соответствовала бы жизни, которая ожидает девочек в будущем, — продолжает мисс Брэнуэлл. — Приобретение одних лишь изысканных манер вряд ли принесет им пользу: наоборот, тщеславие и легкомыслие получат там благодатную почву. Если уж образование необходимо, то здравая, экономная учеба, без мишуры, лучше подготовит девочек к миру, где долг превыше всего.

Патрик кивает:

— Ваш совет, сударыня, глубокомыслен и полон рассудительности, в точности как я и ожидал.

— Я, конечно же, забочусь о благополучии девочек. Поскольку для них не может быть ничего хуже — уверена, вы разделяете мое мнение, мистер Бронте, — ничего хуже, чем расти с мыслью о некой своей исключительности.

— Лорд Байрон умер.

В детском кабинете Мария опускает газету и произносит эти слова с леденящей ясностью. Девочка, переболевшая недавно корью, худа и бледна, и это производит еще более драматичный эффект.

— Он погиб на поле брани? — вскрикивает Брэнуэлл. — В схватке с нечистыми турками?

— Он умер от лихорадки в лагере, где готовился к битве с турками, — говорит Мария. — Это была доблестная, героическая смерть, смерть во имя освобождения Греции.

— Доблестная и героическая! — эхом отзывается Брэнуэлл; ему нравятся эти слова.

— Как сказано в статье, на жизненном пути лорда Байрона были тяжкие грехи и ошибки, но все же… — голос Марии дрогнул, — мы скорбим о гибели великого человека.

Дети смотрят друг на друга. Доблестная и героическая… Шарлотте кажется, что в их собственной маленькой тишине с широко раскрытыми глазами есть что-то от этих качеств, и это что-то соединяет эту тесную, пахнущую сыростью комнату со смертоносным величием далекого греческого берега. Но девочку наполняет также и безотчетный страх.

— Правильно ли будет помолиться за душу лорда Байрона? — спрашивает Элизабет.

Мария в нерешительности.

— Лучше спросить тетушку.

За дневным шитьем Элизабет обращается к тетушке. Та издает странный смешок; потом ее узкое лицо становится еще уже, как бывает, когда вечерами она сидит возле камина и смотрит на огонь, а тени точат ее силуэт; пошевелившись, она слегка покачивает головой, и создается впечатление, что она отряхивает мысли, будто клочки обветшалых ниток.

— Помолиться за душу лорда Байрона? — И снова звучит безжалостный смешок. — Что ж, полагаю, вы можете попытаться.

Позже, на пустошах, Брэнуэлл, отломав ветку низкорослого боярышника, предстает перед зрителями неистовым фехтовальщиком.

— Когда вырасту, стану таким, как лорд Байрон. Я перебью всех турок и отучу их быть язычниками. — Он рубит вересковых язычников. — А потом вернусь домой переодетым, чтобы меня никто не узнал… Ой!.. Я поранил руку. Шарлотта, посмотри, посмотри на нее.