Тень победы - [25]

Лайза промолчала. Именно это и отличает истинную леди от простушки из Бронкса — умение с достоинством выслушивать комплименты,

Лайза взяла маленькую сумочку и повесила её на руку.

— Теперь я готова. Пойдем.

Они вышли из номера и направились к лифтам.

Сергей Степанцов поел один раз после взвешивания. Пища была не слишком обильной, зато давала необходимый запас энергии. В раздевалке он немного попрыгал и сделал комплекс упражнений, помогающих растянуть и согреть мышцы. Сергей несколько десятков раз отжался на кулаках, и запястья приобрели необходимую твердость. За всю профессиональную карьеру у него не было ни одного перелома, что, в общем-то, большая редкость для бокса. Бойцы часто ломают фаланги пальцев, пястные кости или запястья, — рука не выдерживает силу собственного удара.

Затем он накрылся халатом, чтобы не дать мышцам остыть, и стал прогуливаться по раздевалке. Большие круглые часы на стене показывали четверть седьмого.

— Анатольич! Пора бинтоваться? — спросил Сер-гей.

Савин болезненно сморщился и положил ладонь на поясницу.

— Да, сейчас. Подожди минутку.

Сколько себя помнил Степанцов, тренер всегда бинтовал ему руки сам. Раздался стук в дверь. Вошел высокий мужчина в голубом форменном костюме — судья, обязанный проследить, чтобы руки были забинтованы по всем правилам.

Сейчас, сейчас… — сказал Савин и, прихрамывая, быстро пошел в туалет.

Судья удивленно посмотрел на него и пожал плечами.

— Один момент, — сказал ему Назимов и виновато улыбнулся.

Судья скрестил руки на груди, привалился к стене, выложенной голубым кафелем. Он никак не выразил своего недовольства. Ждать пришлось немного дольше, чем рассчитывал Сергей: тренера не было минут пять. Он уже начал волноваться, и Назимов, почувствовав его тревогу, направился к туалету, но в этот момент из дверей показался Савин.

— Сори, — бросил он на ходу.

Достал из спортивной сумки эластичные бинты и дал судье убедиться, что с ними все в порядке. Тот кивнул и стал смотреть, как длинная белая полоса совершает тур за туром, охватывая пальцы и запястье. Когда с этим было покончено, судья еще раз ощупал руки Сергея и показал, что можно для прочности закрепить повязку лейкопластырем. Савин наложил несколько полосок, пропустив их между пальцами. После этого судья взял черный маркер и поставил подпись на каждой руке Сергея. Часы показывали половину седьмого.

Альберт подошел к Степанцову и показал на топчан.

— Ложись! — сказал он.

Сергей послушно лег на живот, и Назимов стал разминать его. Сильные руки уверенно массировали каждую мышечную порцию; кровеносные сосуды раскрывались, и мышца наполнялась кровью, готовясь к тяжелой изматывающей работе. Сергей по привычке закрыл глаза, пытаясь расслабиться и ни о чем не думать; затем приоткрыл и украдкой взглянул на тренера

Подбородок Савина дрожал, словно тренер чем-то давился. Савин хотел было скрестить руки на груди, но тут же убрал их и снова положил на поясницу. Затем он тяжело привалился к стене и так стоял, не отводя глаз от двери. Все шло не так, как надо, и Сергей это чувствовал. В конце концов он решил, что вряд ли может что-нибудь исправить. Самое лучшее — закрыть глаза, отключиться, освободив мозг от мрачных мыслей, а сердце — от Лишних переживаний.

Назимов работал, стараясь изо всех сил, но его так и подмывало подойти к Савину и потребовать, чтобы он выложил все как есть. Его останавливали только два обстоятельства. Первое — немедленный разговор внес бы в последние минуты перед боем ненужную нервозность, а это ни к чему. Главная роль в предстоящем спектакле отводилась Сергею; он был тем самым ведущим инструментом, который необходимо правильно настроить. А правильный настрой боксера перед поединком — во многом заслуга его команды. И второе — Назимов знал, был уверен на сто процентов, что Савин все равно ничего не скажет. В лучшем случае — промолчит.

Тем не менее, увиденное сильно пугало Альберта, давило на психику и лишало спокойствия. Но он заставил себя полностью сосредоточиться на массаже и забыть обо всем остальном. В том числе о том, что он увидел в туалете. О розовой воде в унитазе и сгустках крови, прилипших к стенкам. Он, как врач, прекрасно понимал, что это означает, где провел Савин эти двое суток, и что ему пришлось пережить. Но сейчас его беспокоило другое: какие это может иметь последствия и как это отразится на бое?

В половину седьмого тонкие тросы, привязанные к четырем углам и серединам- сторон флага, покрывавшего ринг, медленно подняли его к потолку. Публика отреагировала громким свистом и редкими хлопками. Заиграла энергичная музыка. Разноцветные лучи прожекторов и лазеров забегали по стенам.

Служители в униформе в последний раз тщательно протерли настил ринга и проверили натяжение канатов. Из двери служебного помещения показался судья. В одной руке он нес гонг, в другой — молоточек.

Боковые арбитры заняли свои места и разложили на столах карточки. В последние годы учет нанесенных и пропущенных ударов велся с помощью компьютера, но арбитры по старинке дублировали их вручную. Музыка стала громче и напряженнее. В ней добавилось басовых нот. Лучи прожекторов тоже стали более насыщенными. Яркие бледные цвета исчезли вовсе. Организаторы действа умело манипулировали зрителями, подогревая темные инстинкты толпы. Наверное, так же чувствовали и вели себя римляне, ожидая выхода Гладиаторов на арену.