Тень от загородного дома - [8]

— Как ты себя чувствуешь, Римма? — спросила Ольга.

И получила стандартный ответ:

— Нормально.

— Мы вот тут принесли фруктов, чтобы подкормить тебя витаминами. — Кивком головы показала в сторону тумбочки.

— Спасибо. Не стоило беспокоиться. Мне уже лучше, — равнодушно посмотрела на фрукты Римма.

— Родственникам сообщили, что ты перенесла операцию? — спросила Ольга.

— Зачем? — как будто испуганно насторожилась Римма.

— Ну как же? — простосердечно удивилась Ольга. — Ты же чуть не погибла.

— Но не погибла же, — словно ощетинилась та.

— Могло быть и иначе, если бы мы случайно в тот момент не оказались на крыльце, — вставил слово Глеб.

— Возможно, — согласилась Римма, скользнула глазами по лицу Глеба, по его белой рубашке и остановила взгляд на пряжке ремня. Потом отвернула голову и уставилась в потолок. Помолчала и закончила: — Возможно, если бы не вы, то меня наверняка убили бы.

— Но за что тебя убивать? — Ольга изумленно смотрела на ее застывший профиль, как будто видела на нем страх и обреченность, заставлявшую почувствовать жалость к Римме.

— Не знаю, — ответила она и взглянула так, как смотрят дети, обиженные на учителя за то, что тот задавал вопрос, на который не выучен урок.

— Но как же? — спросила Ольга и растерянно оглянулась на Глеба. — Ведь должна же быть причина!

— Должна, конечно должна, — кивнул Глеб, — но мы ее не знаем.

— Как вы думаете, поймают его? — неожиданно спросила Римма тихим тревожным голосом.

В этот миг Глебу показалось, что тревога на ее лице выражала явную неопределенность. Понять, чего она боялась больше — того, что его еще не поймали, или того, что его поймают, — было невозможно. Ответ Глеба был таким же неопределенным:

— Это вопрос к полиции.

Римма была примерно тех же лет, что и Ольга. Это сейчас она пребывала в бинтах с грустным испуганным видом. Но тогда, на торжестве у Млещенко, в глазах горел огонек, который она искусственно приглушала некоторой вдовьей печалью, зажимала себя, старалась быть сдержанной, хотя чувствовалось, как из нее ключом била энергия. Время шло, и жизнь неминуемо брала свое. Римма вновь становилась такой, какой все знакомые знали ее до смерти мужа. Ее холодная красота останавливала на себе взгляды мужчин. Роковая красота. В старинные времена из-за подобных женщин мужчины стрелялись. Ее мужу, наверно, жить с нею было нелегко. Узнать этого теперь никто не может. Но при его жизни многие были убеждены, что Римма от него не просто погуливала, а гуляла с таким аппетитом, что клейма на ней уже негде ставить. Однако никто не удивлялся тому, что муж все это терпел. Казалось, что от такой красавицы можно было стерпеть что угодно. Его загадочная гибель была полной неожиданностью. Эта гибель обескуражила многих, кто ожидал совершенно другого развития событий, кто считал, что рано или поздно муж прихлопнет Римму за разгульный образ жизни.

Сейчас, после покушения на нее, кое-где перешептывались, что это дело рук кого-то из ее прежних любовников. Однако перешептывания были за пределами открытых разговоров и воспринимались как брюзжание злопыхателей. По крайней мере, Глеб и Ольга к сплетням относились скептически. Шлейф злопыхательств, за кем бы он ни тянулся, всегда попахивал смрадом. Любые злословия со временем засаливались, грязь нарастала и била по ушам, отвращая от себя нормальных людей.

Корозовы были далеки от всяческих пересудов, да и от самой Риммы были далеки. Ее жизнь им была неинтересна. Живет человек, да и пусть живет, как может.

Они шли от Риммы на автопарковку, когда неожиданно столкнулись с Млещенко. Тот был в костюме, застегнутом на все пуговицы. Ворот рубашки косо выбивался впереди. Иван нервно то и дело поправлял его. Угадывалось, что у того на душе было скверно, словно мутный осадок давил на нее. Млещенко протянул руку для пожатия. В глазах стояло выражение глубокой досады.

— Грустно, Глеб, — сказал Иван после нескольких слов приветствия.

Пожав ему руку, Корозов заметил:

— Хорошо, что хорошо закончилось.

Помолчав в раздумье, Млещенко покачал головой, заунывно пробормотал:

— Сомневаюсь, что все закончилось. — Сделал продолжительный и неспокойный вздох. — Неведомо, чего ждать дальше.

Это замечание поразило Глеба. С чего бы вдруг Иван так беспокоился? Ведь он в этой истории был сбоку припека. Имел к ней опосредованное отношение.

— Тебе-то что за дело? — спросил, вскинув брови, крепче прижимая к себе локоть Ольги. — Или ты что-то знаешь либо догадываешься?

— Нет! — торопливо произнес в ответ Иван.

Голос прозвучал так ошарашенно, что всякий, кто не знал сути происшествия, мог вполне подумать, что покушение совершено на Ивана, а он не мог сообразить, откуда ветер дует и как защититься от него. Все это вновь привело Глеба в замешательство. Ему интересно было бы узнать, что именно в этой истории так сильно беспокоило Млещенко. Забота о Римме или нечто иное?

— Да, неприятно, что это произошло возле твоего дома, на твоем участке, но ведь все живы! — сказал он. — И потом, это связано не с тобой, а с Риммой, которая для тебя, насколько мне известно, чужой человек. Зачем канючить, ходить смурным и копаться в чужом белье?