Тень от башни - [2]

— Прошли годы… — битый голос зашелестел с земли, и он содрогнулся. Осколки экрана лежали, белые, как искрошенный лёд — маленькие зеркала. Лик дона Барки жил в них, разбитый вдребезги, но всё ещё узнаваемый, цельный. Саша непроизвольно глянул в небо, страшась увидеть над городом силуэт улана, но небо было пустое, глубокое и прозрачное, как жара. А голос от земли вещал:

— …прошли десятки лет с тех пор, как я заглядывал в катехизис, но за попытку взорвать городское метро, помнится, не обещано рая.

— Так перечитай, — сказал Саша, лихорадочно соображая, что делать. Топтать осколки ногами? Смешно. Бежать отсюда? Позорно.

— Ты сам отправил их в ад, — сказали осколки. Голос переливался из одного в другой, будучи одновременно во всех. — Ты, не я.

— Замолчи, — крикнул Саша, сорвал с себя плащ, расправил и бросил наземь, на этот проклятый лик. Плащ накрыл далеко не всё. Не дожидаясь, пока дон Барка снова скажет правду, Саша взлетел на побитый стенд, оттолкнулся и прыгнул на уходящий из города грузовик. Пусть думает, что я бегу. Удар о крытую поверхность отдался болью, кости будто бы разлетелись в щебень, как чёртова голограмма. Саша завыл и вжался лицом в тарполин. Он невероятно остро чувствовал всё — малейшие выбоины дороги, ткань под губами, её структуру и пыльный запах, одежду, обувь, рукоять меча. Зажигалку в кармане. Осколки дьявольского экрана проводили машину вспышкой — последней, алой в лучах заката.

Через несколько минут, показавшихся вечным адом, боль стихла с масштабов бури до своего обычного уровня — безвыходного тупого нытья сжатых полиметаллом костей, c которым Саша уже почти сжился. Перед туннелем грузовик сбавил ход. В темноте Саша спрыгнул, перекатился через бетонный забор на встречную полосу и уцепился за другой грузовик, громадную чёрную тварь, идущую в Барселону. Недолго думая, он перебрался ей под брюхо. Тело упорно страдало, но что-то, не разум и даже не воля, а просто цепочка вбитых в подкорку животных умений, отлаженно отдавало ему приказы, обеспечивая верную последовательность действий. Саша вцепился руками и ногами сам не зная во что, изо всех сил прижался к удушливому железу и стал невидим. Он ехал, словно рыбка-прилипала на акуле. Грузовик выскочил из туннеля, миновал Голгофу, влился в ещё больший поток транспорта и вполз по 25-му шоссе в город.

2. Барселона

Ворота наконец освободились, грузовик тронулся, и пожилой сторож ошарашенно открыл рот: на асфальте в луже масла остался лежать человек — здоровый парень со сложенными на груди руками. Его лицо, чёрное не то от природы, не то от копоти, было искажено страданием, как на картинах старых мастеров, писавших Христа и святых. Он предстал перед глазами сторожа, будто выхваченный из тьмы вспышкой молнии, и старик поначалу решил, что этого человека сбил грузовик — подмял под капот и проехал сверху, чудом не раздавив в лепёшку. Он заспешил к лежащему, но на месте того уже не было — молниеносно, словно крыса или тень, парень взлетел с земли, перенёсся через двухметровый бетонный забор и был таков. Сторож моргнул, не веря собственным глазам. Преследовать пришельца он не мог, да и не стал бы; поднимать тревогу тоже. Ушёл незваный гость — и пусть. Старик подошёл осмотреть место, где тот лежал, но масляный асфальт не сохранил следов. К тому же в сумерках Каталонии все наблюдения ненадёжны.

* * *

Саша провёл ночь на земле в грязном промышленном районе. Ему не встретилось ни души. Окна необитаемых зданий так и не загорелись — пустыня, да и только. Он сам не знал, спал ли он хоть немного или все эти часы прободрствовал в полубреду. На рассвете он вышел на перекрёсток, вытащил из мусорного бака немного бумаги и недопитую бутылку минеральной воды, кое-как привёл себя в порядок и пошёл наугад туда, откуда, как ему казалось, доносилась более человечная часть городского шума.

Он кружил по городу несколько тяжких, сухих и жарких часов, пока не смешался с потоком и вышел наконец к центру. Барселона представляла собой шумное бетонное гнездо, будто для каменных ос, в сердце которого хранилось драгоценное яйцо — собор Святого Семейства, похищенный бесами, как весь мир, лишённый предназначения, превращённый в аттракцион. Из-за этого, а может быть, из-за тягот последних полусуток творение Гауди не произвело на Сашу должного впечатления. К тому же оно было неокончено. Саша добросовестно обошёл здание, осмотрел все четыре фасада и решил вернуться ночью, когда Святое Семейство осветят прожекторами.

Он украл карту города с вертушки книжной лавки и весь день просто гулял. Прошёл по Меридиана к порту, заглядывая в магазины — поначалу доступные, потом всё дороже и эксклюзивней. Забрёл по дороге в гипермаркет, гламурный молл с кучей моднючих бутиков, и тусклый блеск золота на браслетах и ручках сумок долго ещё ощущался позади век. Не это ли золото привезли в Испанию конкистадоры? Саша принялся вспоминать всё, что читал о Конкисте, чтобы поднять себе настроение, но трюк не сработал: реальность бросилась наперерез, будто продажная девка, не выносящая, когда ею пренебрегают. Она была знанием — Кецалькоатль, недопроваженный в ад и вселившийся в злобного сассанаха. Эти мысли скользнули кольцом — и опять в них предстали кресты. Кресты вроде тех, что презентовал ему нынче дон Барка, стояли по всему Новому Свету — кощунственный вызов мятежного ангела Богу. Саша прикинул, что за ангелом был до Падения Пернатый Змей. В голову лез серафим, чудное существо из очей и крыл, но Саша подозревал, что Змей — дух побольше калибром.