Тень над короной Франции - [26]

— Ну, что скажете, сударь? — не отступал высокий. — Моим друзьям тоже хочется задрать подол этой шлюхе, нельзя же быть таким эгоистом, чурбан вы провинциальный! Тут, знаете ли, Париж, а не ваша навозная куча, из которой вы родом. Эй ты, девка! Сколько обычно берешь?

И плащ, красный плащ гвардейцев кардинала! Сейчас нужно быть безумцем, чтобы задирать мушкетера его высокопреосвященства чуть ли не в центре Парижа, средь бела дня. Безумцем или…

— Немедленно уйдемте отсюда, — быстрым шепотом проговорила Анна.

Он и сам уже уверился, что дело нечисто. И примирительно сказал:

— Сударь, сдается мне, вы выпили чуточку больше, чем следовало. Лучше бы вам идти своей…

Шпага высокого вылетела из ножен столь молниеносно, что кто-то другой на месте д'Артаньяна мог бы этого и не увидеть — или заметить слишком поздно. Но гасконец с быстротой молнии выхватил свою.

И едва не совершил крупную ошибку: он ждал, что удар будет нанесен ему — и приготовился его отразить со всем возможным умением…

Однако острие, сверкая на ярком солнце, устремилось прямо в грудь Анне, туда, где сердце…

Осознав это в самый последний миг, д'Артаньян сделал фантастический пируэт, с невероятной быстротой изменив тактику и направление ответного удара. Другому это могло бы и не удасться, но гасконец был молод, а потому проворен и ловок, словно дикая кошка.

Его клинок пронзил ладонь высокого наглеца, и тот выронил шпагу, взвыв от невиданной боли.

— Шарль! — отчаянный вскрик Анны заставил его развернуться влево, в ту сторону, откуда подбегали еще четверо — напористо, решительно, без малейших колебаний, все совершенно трезвые на вид, вооруженные не только шпагами, но и дагами… «совсем скверно», — успел подумать д'Артаньян.

А потом и думать стало некогда — нужно было горы свернуть, из шкуры вон вылезти, но ухитриться остаться в живых, потому что его смерть, он убедился, означала смерть и для нее…

Дуэлью, разумеется, и не пахло, какой там кодекс чести… Понукаемые командами высокого — он торопливо заматывал краем плаща кровоточащую руку, оставшись на прежнем месте, — шестеро ринулись на д'Артаньяна. Схватив девушку за руку, он буквально забросил ее в тупичок слева, а сам загородил туда дорогу, свободной рукой торопливо срывая с себя плащ.

Тот, кто всю жизнь — пусть и короткую — прожил на границе с Испанией, обучился кое-каким тамошним ухваткам, безусловно недопустимым в поединке меж двумя благородными господами, но вполне уместным, когда схватишься с гнусными злодеями…

— Каррамба! — заорал д'Артаньян поневоле пришедшее на ум испанское ругательство.

За спинами нападавших мелькнули чьи-то испуганно-любопытные рожи, самого простолюдинского обличья, — ну конечно, в Париже достаточно любого пустяка, чтобы сбежались зеваки…

Плохо, что красный форменный плащ так короток. Длинный пригодился бы гораздо больше, но ничего не поделаешь, постараемся управиться с тем, что есть…

Улучив момент, д'Артаньян накинул плащ на голову ближайшему, рванул его на себя, заставив потерять равновесие. Шпага злодея на миг косо опустилась к земле, коснувшись ее острием, — и гасконец вмиг переломил ее сильным ударом ноги, а потом, увернувшись от вслепую рассекавшего воздух клинка даги, влепил коленом прямо в физиономию врага, отчего тот с диким воплем опрокинулся и надолго выбыл из схватки.

Д'Артаньян взмахнул плащом перед лицом другого, прикрывая им шпагу так, чтобы противник ее не видел, — и угодил мерзавцу острием пониже шеи, в ямку меж ключицами: тут не до благородных церемоний…

Четверо ожесточенно напирали на него, мешая друг другу. Над самым плечом гасконца просвистел небольшой стилет, прилетевший из тупичка, — некому было его бросить, кроме Анны… Он не нанес противнику особенного урона, упал наземь, но один подонок от неожиданности отшатнулся, и д'Артаньян успел пустить ему кровь, хлестнув клинком по щеке. Увы, раненый остался в строю, только разъярился еще пуще…

Отбросив ложный стыд, д'Артаньян заорал во всю глотку, отбивая удары и уворачиваясь:

— Ко мне, гвардейцы кардинала!

Обмотав левую руку плащом, он отбивал ею удары, как щитом, вертясь волчком, приседая и уклоняясь. Убийцы наседали, подбадривая друг друга яростными воплями. Что-то твердое коснулось левого бока — но д'Артаньян так и не понял в горячке схватки, зацепили его или нет, а осматривать себя было бы самоубийством, нельзя терять ни мгновения зря…

Он понимал, что так не может продолжаться до бесконечности, что рано или поздно… И орал во всю глотку все тот же призыв, не видя ничего, кроме метавшихся перед ним стальных клинков, — уже казалось, что их неисчислимое множество, они сливались в зловещую паутину, все труднее становилось их отбивать…

— Бей!

— Вперед, гвардия!

— Да здравствует кардинал!

— Улю-лю, граф! Вперед!

Переулок наполнился людьми столь внезапно, что показалось, будто они свалились с ясного неба. Но это были вполне земные создания — мушкетеры в красных плащах, какие-то оскаленные усачи в обычном платье, звенели шпаги, послышался чей-то отчаянный, предсмертный вопль, так кричат только перед смертью…

Проморгавшись и переведя дух, д'Артаньян ринулся вперед — и успел-таки достать острием левый бок противника. Об остальных уже не стоило беспокоиться — один успел спастись бегством, как и раненый главарь, но двое других, осыпаемые ударами шпаг, уже переселились в мир иной без исповеди и покаяния…