Тень над короной Франции - [2]

Он догнал Анну, и их кони пошли голова в голову по набережной очередного канала. Душа д'Артаньяна была переполнена разнообразнейшими чувствами, в которых он от растерянности не пытался разобраться вовсе, но если все же попытаться выразить одной-единственной фразой переживания, терзавшие впечатлительную душу молодого гасконца, то сводились они к нехитрой, в общем, истине — он был на седьмом небе, и душа его пела…

Как он ни вглядывался, не мог различить ничего, кроме нежной щеки и розовых губ — низко надвинутая шляпа скрывала все остальное.

— Нахлобучьте шляпу пониже, — распорядилась Анна, не поворачивая головы. — Вас могут узнать, а это совершенно ни к чему.

— Там, в переулке, был Атос, он-то меня определенно узнал…

— Ну, это не так уж страшно, — откликнулась она после короткого раздумья. — Главное, они все еще не поняли, что вы и «Арамис» — одно и то же лицо, а это дает нам неплохие шансы…

— Нам? — радостно переспросил д'Артаньян.

— Вот именно. Я возвращаюсь во Францию с вами… если вы не имеете ничего против моего общества.

— Помилуйте, Анна! — воскликнул он протестующе. — я только рад… Боже мой, вот это сюрприз! Рошфор мне ни словечком не заикнулся, что вы тоже здесь…

— Значит, у него были к тому причины.

— Однако, как мне повезло, что вы по счастливой случайности явились в решающий момент…

Анна чуть повернула к нему голову, ее мелодичный голос звучал чуть насмешливо:

— Любезный шевалье, когда речь идет о кардинальской службе и выполнении поручений монсеньёра, случайностям нет места, тем более в этом деле…

— Значит, вы…

— Я должна была вмешаться, если потребуется. По-моему, момент был самый подходящий, вам пришлось плохо…

— Да что вы! — сказал д'Артаньян, к которому вновь вернулось извечное гасконское бахвальство. — собственно говоря, к тому времени, как вы появились, я их уже свернул в бараний рог, купил с потрохами и принудил к повиновению…

— Кто бы сомневался…

— Вы что, не верите? Клянусь небесами, я с ними управился, как с болванами…

— Я верю, верю… Вот, кстати, что это за странный обрывок разговора я слышала при вашем с ними расставании? О каком это сыне великого короля шла речь?

— Я вам потом расскажу, при удобном случае, — заверил д'Артаньян, покраснев. — Это одна из моих коварных уловок, которая сработала просто великолепно… Анна… Я не могу поверить, что вы здесь, со мной, и мы вот так запросто скачем бок о бок…

Она, наконец, подняла голову, и в голосе зазвучало неподдельное женское кокетство:

— Я вам успею еще надоесть, шевалье, нам еще несколько дней ехать вместе, до самого Парижа…

— Вы? Мне? Надоесть? — От волнения он потерял нить разговора. — Да это невозможно… с тех пор, как я вас увидел впервые, в Менге, вы стоите у меня перед глазами…

Девушка тихонько рассмеялась:

— Вы хотите сказать, что соизволили меня запомнить? Видевши один раз и мельком?

— Вы из тех, кого невозможно забыть, Анна…

— Даже после всех ваших похождений в Париже и побед над столькими красотками, от очаровательной трактирщицы Луизы до Мари де Шеврез?

Д'Артаньян почувствовал, как запылали у него кончики ушей. Воровато оглянувшись на слуг, отстававших на три корпуса, он растерянно пробормотал:

— Кто вам рассказал эти глупости…

— Тот, кто был неплохо осведомлен о ваших славных свершениях на тех полях, где вместо валькирий порхают амуры…

— Вздор, — сказал д'Артаньян. — сплетни, злые языки… Все это время я думал только о вас…

— Почему вдруг? — спросила она с той восхитительной наивностью, что женщинам дается так легко, а мужчин повергает в полнейшую растерянность. — У вас было столько возможностей, чтобы выбросить из головы скромную путешественницу…

Д'Артаньян был уже не тот наивный и робкий юнец, что пару месяцев назад пустился в путь из Тарба, не сделав на этом свете ровным счетом ничего примечательного. И он решился.

— Потому что я люблю вас, — сказал он из-под надвинутой на лицо шляпы, и это далось тем легче, поскольку он не видел ее лица, ее глаз и мог притвориться, что говорит с самим собой или с воображаемым предметом страсти неземной, как это частенько случается в сладких грезах.

Девушка рассмеялась:

— Самое подходящее место для объяснения в любви — пустынный берег скучного канала, шпионская поездка…

— Это звучит, как стихи, — сказал расхрабрившийся д'Артаньян. — Пустынный берег скучного канала…

— Вы, часом, не пишете стихи?

— Нет, — честно признался гасконец. — я их и не читал-то почти. Однажды, честно, попробовал сочинить… О вас.

— И что у вас получилось?

— Вы будете смеяться.

— Честное слово, и не подумаю.

— Правда?

— Честное слово, я же сказала.

— Как это ни странно, я люблю вас, Анна… — осмелился предать гласности свой единственный опыт версификации д'Артаньян.

— А дальше?

— А дальше у меня не получилось, как я ни бился, — убитым голосом сознался д'Артаньян. — Не выходит, хоть тресни…

— Должно быть, все оттого, что я не внушаю вам достаточно сильных чувств… — сказала она.

— Как вы можете так думать! Просто я… Я, честно говоря, не получил никакого образования, в нашей глуши неоткуда было взяться поэтам… Вы — другое дело, вы ведь живете в Париже…

— Детство и юность я провела большей частью в Лондоне. Так сложилось. Но вы правы, там тоже достаточно поэтов…