Тень мечей - [122]

От осознания неминуемого по спине пополз холодок. Ее предали. При первых признаках опасности Мириам вытащила кинжал из потайного отделения своего мешка. Она крепко сжимала его в руках, слыша, как лошади франков поскакали к ее испуганному верблюду. У Мириам не было шансов скрыться — они находились посреди Негев, на границе с пустынным Синаем. Бежать было некуда. Но борьба — не единственный выход из этого тупика, она поклялась себе, что никогда не дастся в руки крестоносцев. Она лишит их удовольствия сделать с ней то, что они сделали с ее матерью.

Занавеска была сдвинута в сторону, и Мириам оказалась лицом к лицу с ухмыляющимся чернобородым рыцарем со сверкающими голубыми глазами. Не раздумывая ни секунды, она набросилась на рыцаря и вонзила свой кинжал прямо в его левый глаз. От крика, похожего на крик задыхающейся женщины, которая умирает в мучительных родах, заложило уши. Ослепленный франк упал с лошади.

Мириам удалось вырвать окровавленный кинжал из глазницы рыцаря, прежде чем тот упал. Она приказала себе сделать это, пока не сдали нервы. Мириам подняла кинжал и направила себе прямо в сердце, молясь Богу своего народа, чтобы дал ей смелости следовать по пути мучеников Масады.[66]

Мириам так никогда и не узнала, смогла бы она наложить на себя руки. В это мгновение паланкин упал вслед за подстреленным испуганным верблюдом, на котором она сидела. Кинжал выпал, Мириам вывалилась из паланкина. Девушка больно ударилась о песок и скатилась по серой дюне. Она попыталась за что-нибудь ухватиться, но в руках оказывался лишь зыбучий песок.

Она вставала и с криком отчаяния падала. Она летела в пещеры Аиды, мимо ворот Персефоны и Цербера, к забвению, которому нет имени, пока ее не поглотила чернота…

Глава 49 В ЛОГОВЕ ЛЬВА

Известие о небывалом успехе диверсионного отряда ошеломила Ричарда. Отряд из Арсуфа — нового места дислокации армии крестоносцев — был послан в самое сердце Палестины, чтобы разведать степень обороноспособности Саладина. Отряд, не встретив активного сопротивления, успешно продвинулся на юг до пустыни Негев. Очевидно, после унизительного поражения при Арсуфе султан подтянул основные силы к Иерусалиму и выстроил оборону вокруг Священного города, оставив южные подступы относительно незащищенными. Именно на это и рассчитывал Ричард Львиное Сердце.

Вскоре король получил известие о том, что диверсионная группа захватила пленницу из свиты Саладина. Ричард был вне себя от радости. По словам бедуина, который сдался на милость крестоносцев, эту девушку — любимую женщину в гареме Саладина — везли в Египет ради ее собственной безопасности (разумеется, Саладин не знал, что Египет из-за этой войны вот-вот утратит свой статус «тихой заводи», но очень скоро ему придется это узнать). Захват его любовницы — манна небесная. Если Саладин не стал выплачивать непомерный выкуп за тысячи безликих подданных из Акры, он, скорее всего, станет сговорчивее, если речь пойдет о его приближенных, особенно о женщине, которая делит с ним ложе. Такова уж человеческая природа — люди горы перевернут, чтобы защитить своих любимых, но и пальцем не шевельнут, чтобы спасти незнакомого человека, даже вопреки законам Божьим и человеческим.

Поэтому Ричард, входивший в командный шатер, где он собирался допросить шлюху, раздвинувшую ноги перед безбожником, весело насвистывал, думая о неожиданном подарке. Но когда связанная, окровавленная пленница предстала пред ним, он чрезвычайно удивился. Это была красавица еврейка, та самая, которая выхаживала его, когда душа Ричарда едва не улетела на небеса. С тех пор как девушка уехала, он много думал о ней, когда оставался один, и, признаться, даже не надеялся еще раз увидеть ее. И узнать, что в своем услужении султану она дошла до постели.

При виде этой стоящей на коленях девушки с копной иссиня-черных волос, со связанными грубыми веревками руками и лицом в сильных кровоподтеках Ричард почувствовал внезапную вспышку гнева, опалившую его сердце. Он убеждал себя, что это всего лишь праведное негодование, причиной которого стало жестокое обращение с высокородной дамой. Он никогда бы не признался себе (возможно, только в самых потаенных уголках души), что его гнев порожден ревностью, возникшей при мысли о том, что Мириам лежала в объятиях Саладина. Честно говоря, Ричард так редко испытывал любовную зависть, что раньше, вероятно, и не узнал бы девушку, даже если бы ее зеленые глаза коготками рвали его сердце на части.

— Развяжи ее! — крикнул он командиру тамплиеров, который привел пленницу. — Принесите даме воды!

Разгневанный тон Ричарда явно сбил с толку испуганного воина, надеявшегося заслужить милость своего короля. Он услужливо поклонился и бросился выполнять приказ. Одним быстрым движением ножа потный бретонец разрезал путы, стягивающие запястья девушки, и протянул ей позолоченную чашу, которую взял со столика, что стоял слева от Ричарда.

Мириам дрожащими руками схватила ее и стала жадно пить. Ричард, глядя на обессилевшую пленницу, почувствовал, как на него вновь накатывает волна ярости, и ему стоило больших усилий, чтобы сдержаться и тут же, на месте, не обезглавить тамплиера. Солдат, по-видимому, догадался, что его триумфальный захват одной из женщин Саладина имеет не такой успех, на какой он рассчитывал, поэтому стал пятиться к выходу из шатра. Несколько раз виновато поклонившись, он удалился, так и не поняв, в чем же его провинность.