Тень Крысолова - [46]

Они бегут за призывно поднявшей хвост самкой. За самкой, жаждущей самца. Я даже здесь улавливаю ноздрями магнетический аромат её набрякших желез. Крысы нюхают, трогают, лижут. Кусают и отгоняют друг друга. А она с поощряющей их покорностью наблюдает за тычками, драками, пинками, бегством. Внезапно появляется её самец и мгновенно разгоняет более молодых и неопытных соперников. Забирается на неё сзади, входит в нее, удовлетворенно пищит, обхватив лапками поблескивающую в полумраке спину.

Я хочу пить. Сползаю вниз по скользкой поверхности кирпичной стенки. Наклоняюсь над узким ручейком нечистот… Собранные воедино запахи бензина, кислот, мыла, мочи, жира, молока. Я улавливаю, узнаю их, разделяю. В желудке разливается прохлада выпитой жидкости.

Пара влюбленных крыс удалилась.

Я думаю – куда идти? Стою без воспоминаний, без памяти и прошлого над лениво текущим потоком. Мои органы чувств ощущают, замечают, познают, но сам я как в тумане, сквозь который так тяжело пробиться.

Я очутился на тропе бегущих мимо крыс, которым здесь известен каждый поворот, каждый закоулок, каждая ступенька. Они не замечали меня, пока я лежал на кирпичной полке, но теперь, когда я, взъерошенный, уселся у них на пути, они перестали быть ко мне равнодушны. Они видят меня, я среди них, и они хотят знать обо мне как можно больше.

Я двигаюсь неуверенно, как будто боюсь их. Ведь я же не знаю этих мест, и это сразу можно понять. Да, крысы ведут себя так, словно я не такой, как они, – незнакомый, вызывающий отвращение. Шерсть встает у них дыбом на головах, спинах, боках. Они скрипят зубами, напрягают спины, их хвосты нервно подрагивают.

Они знают, что я нездешний.

Я – чужой.

Они толкают меня, напирают, сбрасывают в теплый неглубокий поток. Я плыву, отталкиваясь от дна задними лапками. Доплываю до более широкой трубы, отряхиваю шерсть, вылезаю на каменный берег подземного канала.

Это не мой город, не мой канал. Я не отсюда и должен как можно скорее найти дорогу к себе. К себе? Но куда?

И где эта дорога? И как я её узнаю, если я все забыл? Крысы снова прогоняют меня, а я – испуганный и не знающий, где я даже не пытаюсь защищаться.

Вылавливаю огрызок яблока, тащу в угол, съедаю. Жду на самом краю потока, глядя на воду. Ловлю ещё кусок моркови. Скоро я стану сильнее и буду чувствовать себя увереннее в этом канале, запахом которого постепенно пропитывается моя шерсть.

Возвращаюсь на кирпичную стенку, где я очнулся. Засыпаю, а как только просыпаюсь, сразу узнаю, что я уже когда-то здесь просыпался, что я уже был здесь.

И так понемногу рождается новое прошлое, где бетонная труба, плывущий поток нечистот и кирпичная стенка – это те точки, которые я узнаю все лучше и благодаря которым ориентируюсь все более уверенно. И только когда я пытаюсь вернуться в прошлое, в воспоминания, когда пытаюсь преодолеть порог памяти, передо мной вдруг встают стена, туман, темнота. И тогда я чувствую себя побежденным и покоренным, и ужас сжимает меня за горло. Я должен знать все, а не знаю ничего…

Ночью я выхожу на улицу, но сточные канавы, колодцы, ворота, лестницы, подвальные окна незнакомы мне, и я так и не знаю, откуда я пришел сюда, куда шел и почему я ничего не помню.

Я привыкаю к ежедневному беганью по одним и тем же бетонным тропам, по берегам одних и тех же потоков. Я осваиваюсь и с крысами, в конце концов перестающими преследовать меня. Теперь, встречая молодую крысу, я иной раз сам скидываю её в воду.

Я уже перестал бояться. Я обследовал и изучил ближайшие окрестности – от речки до прачечной, от пекарни до аптеки, – а также обитые жестью фабричные постройки и вытекающий из-под них ручей, полный косточек и скорлупы.

Я передвигаюсь на этом ограниченном пространстве, будто знаю его с первых дней жизни. Все реже думаю о том, что могло быть со мной раньше, до того, как я впервые проснулся на кирпичной стенке. Каждое мгновение, сон и пробуждение становятся моей новой жизнью, новым прошлым, позволяющим мне забыть, что раньше происходило что-то такое, о чем я не знаю.

Я уже вырыл себе нору, выстлал её соломой, перьями птиц и клочками бумаги. Моя самка ходит с огромным брюхом, в котором растет наше потомство. Я уже различаю доносящиеся сверху голоса людей. Я расширяю свои знания о том, кто я, а точнее – о том, кем я стал здесь. Я знаю, на каких помойках можно найти высохшие ветчинные шкурки, а где – заплесневелый хлеб, хребты от сушеной рыбы с хрустящими головами или засохший сыр.

Я уже знаю всех здешних крыс и людей, кота, который выходит по вечерам на охоту, и хищную сову, бесшумно пикирующую с башни на неосторожных грызунов.

Дневной свет снова начнет свое привычное путешествие по бетонным стенкам колодца. Я, как всегда, влезу на кирпичную стенку, потому что мне нравится наблюдать за проходящими под ней крысами, признавшими меня своим – так же, как и я стал считать их своей семьей. Лягу поудобнее, сытый и счастливый оттого, что я у себя дома – в этом сером, спокойном подземном проходе.

И тогда я услышу доносящийся сверху голос флейты. И меня вдруг охватит ужас – такой же, как в тот момент, когда я здесь очнулся, когда я ничего, совершенно ничего не помнил. И в кругу света увижу тень играющего на флейте человека, тень, которая заставит меня вспомнить все.