Тень императора - [33]

— Ну как, доволен? Поглядел, как мои сородичи добывают рыбу при помощи гарпуна? — поинтересовался Джинлык у арранта, когда катамаран, на котором тот плыл, пристал к связанному из бамбуковых стволов причалу.

— Благодарю тебя, это и правда увлекательное зрелище. — Эврих бросил задумчивый взгляд на катамаран, с которого озерники сгружали рыбу-осу. Полежав на солнце, она изменила свой цвет: ярко-желтые полосы и пятна поблекли, а темно-серебристая спина сделалась ядовито-синей, так что признать на глазах преобразившуюся рыбину можно было только по угрожающе оскаленной пасти, полной внушающих уважение зубов. Эти-то зубы и напомнили арранту о других водящихся в Голубом озере хищниках. — Скажи, а на крокодилов твои соплеменники тоже с гарпунами охотятся?

— А зачем на них охотиться? — удивился Джинлык. — Разве что в голодный год… Тогда мы их вызываем на берег и попросту забиваем камнями. Вот только видел я последний раз это зрелище давным-давно. С появлением сетей мы начали забывать о том, что такое голод.

— Вызываете крокодилов? Это как же? Козленка на берегу привязываете и заставляете блеять?

— Нам нет нужды жертвовать козленком. Мы знаем особое слово, которому повинуются крокодилы, — сообщил Джинлык и, видя изумление Эвриха, расхохотался. — Знаю, знаю о чем ты сейчас просить меня станешь! Позови тебе крокодила да поведай владычное слово! Есть ведь такие ненасытные, которым всегда всего мало! Поглядел на охоту Гурьяма, и хватит с тебя.

— Врешь ты все! Не знаешь ты никакого слова!

— Ага, на «слабо» решил взять? Не выйдет! Глядя на забавляющегося разговором молодого озерника, Эврих не сомневался: то, о чем он говорит, — не просто треп. Джинлыку, с которым они как-то незаметно успели подружиться, и самому не терпится показать чужеземцу свое умение вызывать крокодилов. И ежели даже примешивается к этому чувству некая толика корысти, то не так уж это страшно.

— Спорим, что нет у тебя власти над крокодилами? На брусок соли, а?

— Спорим! — звонко шлепнул себя ладонями по бедрам юноша. — Нынче же вечером пойдем на Змеиную голову, и ты убедишься в моем могуществе! Да не забудь прихватить брусок соли, ибо без него владычное слово может не сработать.

— Не забуду, — пообещал Эврих, который за пять проведенных на Торжище дней сделался, по здешним меркам, настоящим богатеем. Большинство из тех, кому он сумел оказать помощь, считали своим долгом отблагодарить чужеземного лекаря за избавление от хворей и недугов и присылали кто соль, кто наконечник для копья, кто плащ или искусно сплетенную циновку. Скотоводы, разумеется, предпочли бы одарить своего благодетеля какой-нибудь живностью, поскольку только она в их глазах являлась подлинной ценностью, но, зная, что пришедшим с Газахларом людям предстоит путь к подножию Слоновьих гор, вынуждены были ограничивать свою признательность более удобными для перевозки предметами.

Договорившись с Джинлыком встретиться перед заходом солнца у гигантского, наполовину погруженного в воду камня, прозванного за треугольную форму Змеиной головой, аррант направился к своему шатру, но при выходе из селения озерников был остановлен двумя приятелями Гурьяма, посланными за несравненным лекарем его отцом.

В первое мгновение Эврих не понял, чего надобно от него рослым молодым людям, и едва не принял их за приспешников Гитаго, из-за которого у него произошел не слишком приятный разговор с Газахларом. Опасения его оказались напрасными: озерники просили чужеземного лекаря пожаловать на свадьбу в качестве почетного гостя. Местный кузнец, коему аррант якобы спас зрение, приходился дядей невесты, да и вообще жители поселка желали видеть на празднике заморского врачевателя, о котором на Торжище уже слагают легенды.

Побывать на свадьбе равранталуков было заманчиво, и Эврих с радостью принял приглашение, хотя и испытывал некоторые угрызения совести. Причина их была в том, что помощь, оказанная им купцу, здорово смахивала на шарлатанство и уж во всяком случае проделанный им фокус был по плечу любому здешнему знахарю.

К кузне Абшана он пришел вместе с Афаргой, надеясь, что тот сумеет снять с неё злополучный ошейник. И тут выяснилось, что кузнец сам нуждается в помощи: в глаз ему при ковке попал крошечный осколок железа и вот уже больше суток не выходит, причиняя сильную боль. Осмотрев пострадавшего, аррант припомнил способ, практикуемый в селах Верхней Аррантиады. Заключался он в том, что попавшую в глаз соринку вымывали свежей кровью, пущенной из шейной жилы свиньи, овцы или коровы. Эвриху никогда прежде не приходилось им пользоваться, и он давно искал случая проверить, действительно ли от него может быть какая-то польза.

После первого промывания осколок железа зашевелился в глазу, а после третьего вышел из него, и Абшан заявил, что различает смутные очертания предметов. Но даже окончательно прозрев, он не сумел снять с Афарги ошейник, избавиться от коего ей, по его глубокому убеждению, не удастся до самой смерти.

Воспоминания о походе к кузнецу несколько отвлекли арранта от созерцания свадебного торжества. Мысли его помимо воли вернулись к беседе о ней с Газахларом, потребовавшим, чтобы он каким угодно образом удовлетворил требование Гитаго, успевшего, как выяснилось, нажаловаться уже оксару на несговорчивость и вызывающее поведение чужеземца. «Прав он или нет, но ссориться с ним из-за тебя я не желаю, — морщась, предупредил хозяин „Мраморного логова“ Эвриха, выслушав его заверения в том, что тот всего лишь не позволил обмануть себя наглому проходимцу. — С Гитаго я веду дела уже много лет, а рабыню ты себе в Мванааке какую угодно купишь. Денег я тебе дам, когда вернемся. Здесь же любая девка для тебя только обузой будет».