Тень иллюзиониста - [8]

— Мои родители узнали, что я уже несколько дней никуда не хожу с друзьями, и спросили, где я пропадаю. Я рассказала им о тебе. Они приглашают тебя на обед. Ты можешь прийти сегодня?

— Да, конечно, приду обязательно, — ответил Голиаф. — Кстати, как ты узнала номер моего телефона?

— Неважно, — засмеялась она. — Главное, что узнала, разве не так?

Голиаф объяснил родителям, что его друзья устраивают праздник в соседнем селе. После службы он с ними распрощался и направился к дому Беатрис на грузовике отца. Ярко сияло летнее солнце, а небо было усеяно мелкими белыми барашками. Тополя по краям шоссе качались от легкого ветерка и, казалось, приветствовали Голиафа. Он припарковал грузовик в поле, не доезжая до деревни, и зашагал по главной улице. Рядом с дверью дома, где проживала семья Беатрис, не было звонка, только железная ручка, покрашенная в зеленый цвет. Голиаф постучал три раза, торопливо и негромко. Ему открыла служанка в синей форме с белым чепчиком и белым фартуком.

— Кого вам угодно? — спросила она вежливо, но не особенно дружелюбно, разглядывая гостя-исполина.

— Я Голиаф. Меня ждут к обеду.

— A-а. Вы друг сеньориты, — заключила она, впрочем, без особого интереса к его персоне, и пригласила войти. Она провела его через коридор, увешанный картинами в толстых золоченых рамах и застекленными полками со старинными пистолетами, так что в нем почти не оставалось места для прохода.

В конце коридора располагалась просторная гостиная, где Голиафа ожидала Беатрис и ее семья. Комната была наполнена причудливыми зеркалами, мрачными картинами и громоздкой деревянной мебелью, почерневшей от времени. Члены семьи, включая Беатрис, сидели на диване в стиле рококо. Завидев Голиафа, все трое разом поднялись. Беатрис подарила ему сияющую улыбку. Ее отец подошел к гостю и, не переставая строго и пристально всматриваться в молодого человека, протянул ему руку. Жена последовала его примеру, но на ее лице застыло выражение неприязни.

— Не хочешь выпить рюмочку перед едой? — спросил отец.

— Да, конечно, — ответил Голиаф.

Отец достал из бара бутылку вермута, разлил его по бокалам и вернулся к дивану, потом заняли свои места и остальные члены семьи. Голиафу предложили сесть на раскладной стул, слишком узкий и хлипкий для комплекции молодого человека.

— Моя дочь говорит, ты из местных.

Голиаф осторожно кивнул головой, опасаясь, что стул вот-вот рухнет под его весом.

— А на кого ты учишься?

— Честно говоря, мне никогда особенно не давалась учеба. Я работаю в семейном бизнесе.

— Понятно, — промолвил отец, и его лицо помрачнело. — А чем занимается твоя семья?

— Мы кондитеры, — сказал Голиаф с гордостью. — Я помогаю развозить сладости.

Служанка заглянула в гостиную и объявила, что обед готов. Бокалы с недопитым вермутом были забыты на столике бара. Все четверо сели вокруг длинного стола с белой кружевной скатертью, на которой покоились серебряные столовые приборы. За все время еды отец больше не задал Голиафу ни одного вопроса. Яства следовали одно за другим, а в перерывах между блюдами в комнате повисала зловещая тишина, которая изредка прерывалась банальными комментариями по поводу погоды или римских развалин. После десерта и ликеров Голиаф объявил, что ему пора идти.

— Я бы остался еще, — сказал он неуверенно, — но я пообещал отцу помочь с уборкой.

Родители попрощались с ним в гостиной, а Беатрис проводила его до двери.

— Не переживай, просто они у меня молчуны. Ты был на высоте, — сказала она с нежностью.

Голиаф наклонился, чтобы поцеловать ее в губы, но в этот момент обнаружил, что за ними из коридора шпионит служанка. Он ограничился целомудренным поцелуем в щеку.

— Я не переживаю. Завтра жду тебя у распятия, — прошептал он ей на ушко и вышел из дома.

Он шагал с поникшей головой по пустынным улицам. Держа руки в карманах, он поравнялся с баром, хозяин которого продолжал протирать тряпкой барную стойку теми же медленными круговыми движениями. Наконец Голиаф достиг поля, где он оставил свой грузовик. Он открыл дверцу машины, сел за руль и завел мотор. Шум трогающегося грузовика прозвучал как пулеметная очередь в послеполуденной тиши. Голиаф слушал рычание набирающей скорость машины, и тут его сердце сжалось от предчувствия, что он никогда в жизни больше не увидит Беатрис.

6

Ночью его мучили кошмары. Они приходили один за другим, и Голиаф до рассвета метался в постели. Кто-то толкал его в бездну. Отец Беатрис подносил ему рюмку, а внутри оказывалась зловонная слизь. Он прогуливался по берегу реки, где гниющие цветы наполняли воздух смрадом. Из печи вместо пирожных он доставал рыб.

Он проснулся на рассвете в холодном поту. Он сел на краю постели и в отчаянии подумал, что сны обычно не врут и что в этот только-только зарождающийся день, который обещал выдаться погожим, его поразит несчастье. Он нехотя оделся, спустился в кондитерскую и начал таскать коробки с пирожными в грузовик. Отец с тревогой отметил его нездоровый вид.

— Ничего страшного, я просто не выспался, — объяснил сын.

Голиаф вел машину, погрузившись в свои мысли, не замечая плантации хмеля, не замечая тополей, бросавших длинные тени на дорогу, не глядя на восходящее солнце, которое всегда наполняло его сердце радостью. Как он и предвидел, Беатрис не ждала его у распятия. Вместо нее на каменной скамье он обнаружил белый конверт. Он открыл его, почти теряя сознание. Записка гласила: