Тень белого ворона - [73]

Я прячу руки в карманы парки и, спасая лицо от ветра, наклоняю голову вниз. Носком ботинка случайно цепляю камешек. Он отскакивает в сторону и откатывается к остановке, чья крыша давно провалилась внутрь. Город вслушивается в приглушенный звук, и я вместе с ним.

Навигатор в кармане пищит, извещая об еще одном пройденном километре на пути к конечной цели. За спиной остается половина дороги. Желудок сжимается в голодном спазме. Перешагиваю через бутылку с отбитым горлышком и закусываю губу. Страх – я никогда прежде не была так далеко от Вавилона, не была одна в незнакомом месте – перекрывает голод. Звезды белыми дырами проглядывают сквозь черное небо. Ноги ноют от усталости, тело почти не ощущает холода, пальцы с трудом гнутся. Дыхание вырывается изо рта и уносится вверх белым паром. Вечерний сумрак уступает место ночной темноте. Продвигаться дальше без фонарика слишком рискованная затея. Мой взгляд останавливается на небольшом пабе.

Когда я толкаю дверь, над головой раздается искаженная мелодия полуразбитого колокольчика. Давно не смазанные петли отзываются несколькими скрипучими нотами, которые теряются в завывании ветра. Мелкие осколки стекла хрустят под подошвой. Деревянный пол частично прогнил и теперь, чтобы поставить ногу, приходится обдумывать каждый шаг. Пройдя вглубь помещения, провожу пальцем по пыльным столам и спинкам стульев. Легкие прикосновения позволяют ощутить слабую защиту. На высоких полках за барной стойкой стоят расколотые бутылки. Чуть ниже – стопки и бокалы, сохранившие застарелые следы напитков. От большого и когда-то глянцевого плаката с изображением красного буйвола осталась только половина. Но и она покрыта множеством черных пятен.

Помещение для персонала выглядит ничуть не лучше. Узкая комнатка с отсыревшими лавочками и шкафчиками, покрытыми ржавчиной. Один из них перевернут и на самом его дне лежит что-то завернутое в несколько слоев грязной тряпки. Я присаживаюсь на корточки и достаю находку, бережно разматываю ткань. То, что было спрятано, оказывается крупной подарочной зажигалкой из металла с узорчатыми линиями по бокам. На одной ее стороне выгравирована надпись: «Вы оба знаете, как порой / Слепая верность нужна…»[3], а под ней процарапаны инициалы «С. от Ф.». Медленно провожу пальцами по строчкам, представляя людей, спрятавших в этом месте свои воспоминания от чужих глаз. Воображение рисует расплывчатые силуэты, но не рассказывает историю. Задумчиво верчу зажигалку. По внешнему виду, она пролежала не очень долго, и у нее еще сохранился кремень. В моей голове появляется идея. Я выхожу из помещения для персонала и вскоре возвращаюсь обратно, опуская внутрь перевернутого шкафчика найденные в баре деревяшки. В расход идет все – отломанные ножки стульев, щепки, сухая бумага. Чиркаю зажигалкой, высвобождая огонь. Сначала пламя слабое, но постепенно разгорается ярче. В его свете я продолжаю обыскивать другие ящики. Ручки, ключи, записные книжки с вырванными листами, несколько клочков фотографий и старая банка тушенки. После нескольких неудачных попыток нож все же вскрывает крышку. Усевшись возле костра, жадно проглатываю почти безвкусное, с кусками белого жира, мясо. Глаза останавливаются на черно-белой фотографии. Наверное, она упала мне под ноги, когда я вынимала банку. Отставляю еду и поднимаю фото. Скольжу взглядом по изображению, где запечатлены два человека. Высокий парень с волосами до ключиц шутливо толкает в бок своего друга, пока тот в отместку отпихивает его подальше от себя. И все это со смехом, глядя в объектив.

Тушенка застывает в моем желудке склизкой холодной массой. На заднем фоне фотографии видны ворота лагеря Псов.

* * *

Чайка сидела в кресле и сжимала в пальцах карандаш, подобранный с пола. Постукивая им по подлокотнику, она хмуро оглядывала кабинет. Прямая спина, напряженные плечи, слегка прищуренные глаза. Увиденное выбило ее из равновесия. Кто бы мог подумать, что одна девчонка способна доставить столько проблем. И ведь она выглядела хрупкой, слабой и послушной. Поистине, к людям, которых приводит Рен, нужно присматриваться лучше. Карандаш замер над подлокотником, а сама Чайка прикрыла глаза, возвращаясь к воспоминаниям.

Первым, кого Рен притащил в лагерь, был Стин. Причем притащил в прямом смысле слова – на себе. Чайка тогда была молода и только заступила на пост главнокомандующего отрядом. После гибели предыдущего командира – А́тласа, который был учителем Чайки и готовил ее на свое место, – не прошло и нескольких месяцев. Так что Чайка, будучи еще новичком на своем посту, с опаской относилась ко всем желающим пополнить ряды Псов. В то морозное утро, когда слякоть под ногами покрылась тонкой корочкой льда, на территории отряда появились два парня. Один из них, одетый в серый плащ, нес на своей спине другого – находящегося в бессознательном состоянии, бледного и худого, в футболке с расплывающимся по левому боку красным пятном и сальными волосами. Игнорируя крики и наставленное оружие, парень в плаще осмотрелся, затем приметил здание с зеленым крестом и направился в его сторону. Чайку это так удивило, что она не сразу среагировала. Тогда Факир – бывшая правая рука Атласа – отдал приказ не стрелять и приготовить операционную. Отойдя от первого шока, вызванного наглостью незнакомца, Чайка решила приблизиться к парню в плаще. «Его зовут Стин», – произнес он, кивая на второго, чья мокрая челка прилипла ко лбу. Дыхание пациента было редким и прерывистым.