Темы и вариации - [8]

10. Поэзия

Поэзия, я буду клясться Тобой, и кончу, прохрипев: Ты не осанка сладкогласца, Ты лето с местом в третьем классе, Ты пригород, а не припев.

Ты душная, как май, ямская, Шевардина ночной редут, Где тучи стоны испускают И врозь по роспуске идут.

И в рельсовом витье двояся, Предместье, а не перепев Ползут с вокзалов восвояси Не с песней, а оторопев.

Отростки ливня грязнут в гроздьях И долго, долго до зари Кропают с кровель свой акростих, Пуская в рифму пузыри.

Поэзия, когда под краном Пустой, как цинк ведра, трюизм, То и тогда струя сохранна, Тетрадь подставлена, струись!

11. Два письма

Любимая, безотлагательно, Не дав заре с пути рассеятся, Ответь чем свет с его подателем О ходе твоего процесса. И если это только мыслимо, Поторопи зарю, а лень ей, Воспользуйся при этом высланным Курьером умоисступленья. Дождь, верно, первым выйдет из лесу И выспросит, где тор, где топко. Другой ему в догонку вызвался, И это под его диктовку. Наверно, бурю безрассудств его Сдадут деревья в руки из рук, Моя ж рука давно отсутствует: Под ней жилой кирпичный призрак. Я не бывал на тех урочищах, Она ж ведет себя, как прадед, И знаменьем сложась пророчащим Тот дом по голой кровле гладит. На днях, в тот миг, как в ворох корпии Был дом под костромой искромсан, Удар того же грома копию Мне свел с каких-то незнакомцев. Он свел ее с их губ, с их лацканов, С их туловищ и туалетов, В их лицах было что-то адское, Их цвет был светло-фиолетов. Он свел ее с их губ и лацканов, С их блюдечек и физиономий, Но сделав их на миг мулатскими, Не сделал ни на миг знакомей. В ту ночь я жил в москве и в частности Не ждал известий от бесценной, Когда порыв зарниц негаснущих Прибил к стене мне эту сцену.

12. Осень

(пять стихотворений)

С тех дней стал над недрами парка сдвигаться Суровый, листву леденивший октябрь. Зарями ковался конец навигации, Спирало гортань, и ломило в локтях.

Не стало туманов. Забыли про пасмурность. Часами смеркалось. Сквозь все вечера Открылся, в жару, в лихорадке и насморке, Больной горизонт и дворы озирал.

И стынула кровь. Но, казалось, не стынут Пруды, и, казалось, с последних погод Не движутся дни, и, казалося, вынут Из мира прозрачный, как звук, небосвод.

И стало видать так далеко, так трудно Дышать, и так больно глядеть, и такой Покой разлился, и настолько безлюдный, Настолько беспамятно звонкий покой!

Потели стекла двери на балкон. Их заслонял заметно-зимний фикус. Сиял графин. С недопитым глотком Вставали вы, веселая навыказ,

Смеркалась даль, спокойная на вид, И дуло в щели, праведница ликом, И день сгорал, давно остановив Часы и кровь, в мучительно великом Просторе долго, без конца горев На остриях скворешниц и дерев, В осколках тонких ледяных пластинок, По пустырям и на ковре в гостиной.

Но им суждено было выцвесть, И на лете налет фиолетовый, И у туч, громогласных до этого, Фистула и надтреснутый присвист.

Облака над заплаканным флоксом, Обволакивав даль, перетрафили. Цветники, как холодные кафели. Город кашляет школой и коксом. Редко брызжет восток бирюзою. Парников изразцы, словно в заморозки, Застывают, и ясен, как мрамор, Воздух рощ и как зов, беспризорен. Я скажу до свиданья стихам, моя мания, Я назначил вам встречу со мною в романе. Как всегда, далеки от пародий, Мы окажемся рядом в природе. Bесна была просто тобой, И лето с грехом пополам. Но осень, но этот позор голубой Обоев, и войлок, и хлам! Разбитую клячу ведут на махан, И ноздри с коротким дыханьем Заслушались мокрой ромашки и мха, А то и конины в духане. B прозрачность заплаканных дней целиком Губами и глаз полыханьем Впиваешься, как в помутнелый флакон С невыдохшимися духами. Не спорить, а спать. Не оспаривать, А спать. Не распахивать наспех Окна, где в беспамятных заревах Июль, разгораясь, как яспис, Расплавливал стекла и спаривал Тех самых пунцовых стрекоз, Которые нынче на брачных Брусах мертвей и прозрачней Осыпавшихся папирос. Как в сумерки сонно и зябко Окошко! Сухой купорос. На донышке склянки козявка И гильзы задохшихся ос. Как с севера дует! Как щупло Нахохлилась стужа! О вихрь, Общупай все глуби и дупла, Найди мою песню в живых! Здесь прошелся загадки таинственный ноготь. А пока не разбудят, любимую трогать Так, как мне, не дано никому.

Как я трогал тебя! Даже губ моих медью Трогал так, как трагедией трогают зал. Поцелуй был,как лето. Он медлил и медлил, Лишь потом разражалась гроза.

Пил, как птицы. Тянул до потери сознанья. Звезды долго горлом текут в пищевод, Соловьи же заводят глаза с содроганьем, Осушая по капле ночной небосвод.

С т и х и р а з н ы х л е т

1918 - 1931

С м е ш а н н ы е с т и х о т в о р е н и я

Другу

Иль я не знаю, что, в потемки тычясь, Вовек не вышла б к свету темнота, И я урод, и счастье сотен тысяч Не ближе мне пустого счастья ста? И разве я не мерюсь пятилеткой, Не падаю, не подымаюсь с ней? Но как мне быть с моей грудною клеткой И с тем, что всякой косности косней? Напрасно в дни великого совета, Где высшей страсти отданы места, Оставлена вакансия поэта: Она опасна, если не пуста.

Анне Ахматовой

Мне кажется, я подберу слова, Похожие на вашу первозданность. А ошибусь, мне это трын-трава, Я все равно с ошибкой не расстанусь. Я слышу мокрых кровель говорок, Торцовых плит заглохшие эклоги. Какой-то город, явный с первых строк, Растет и отдается в каждом слоге. Кругом весна, но загород нельзя. Еще строга заказчица скупая. Глаза шитьем за лампою слезя, Горит заря, спины не разгибая. Вдыхая дали ладожскую гладь, Спешит к воде, смиряя сил упадок. С таких гулянок ничего не взять. Каналы пахнут затхлостью укладок. По ним ныряет, как пустой орех, Горячий ветер и колышет веки Ветвей и звезд, и фонарей, и вех, И с моста вдаль глядящей белошвейки.