Тэмуджин. Книга 1 - [33]

Наконец, когда солнце перешло на западную сторону, на запотевших, исходивших храпом лошадях они вновь выстроились на прежнем месте. Десятники проезжали вдоль рядов, выравнивая строй.

– А ну, не дышать! – тихо говорили они, презрительно оглядывая вспотевшие лица юношей. – Два раза объехали холм, а распыхтелись, как жирные тарбаганы.

– Перед нойонами чтобы как мертвые были, а то попробуете кнута на праздник.

* * *

Поздним вечером после жертвоприношений богам и общего пира у котлов народ разошелся по излучине. Там и тут зажигались новые костры, люди доставали свои припасы: архи, молочные пенки, вареную сметану, холодную гусятину. Горячей баранины и супа было вдоволь; вокруг больших котлов допоздна суетились рабы, и в них бесперерывно кипело варево, снова и снова наполняясь свежим мясом. Молодежь, уйдя в степь, веселилась по-своему. Нойоны, старейшины и другие знатные люди разошлись по праздничным юртам.

Кият-борджигинские нойоны уединились в одной из юрт, пышно убранной красно-пестрыми сартаульскими коврами. На столиках между блюдами и чашами возвышались бронзовые светильники, огни их красноватыми бликами играли на нетрезвых лицах нойонов. Как и днем на бугре, в середине восседали старик Тодоен, Есугей и Хутугта. Лица у всех, несмотря на праздник, были хмуро насуплены. Стояла напряженная тишина; отчетливо доносились пьяные крики и песни со всей излучины.

– Какие вы нойоны! – презрительно оглядывая лица племянников и приглушенно, будто боясь, что услышат чужие, говорил старик Тодоен. – Вы пока еще щенята неразумные… Сегодня утром Бури при всем народе бьет своего человека за то, что тот проиграл состязание. Какой, скажите мне, нойон ведет себя так неразумно? Приличный десятник при людях не поступает так. Ваши отцы, мои родные братья, вот кто были истинные нойоны. Каждое слово их – как удар топора! Одной бровью шевельнут – и люди наперегонки бегут исполнять. А у вас что? Кричите, деретесь, как малые дети. Тьфу!

Нойоны, отвыкшие от ругани старших, красные от стыда и выпитого, прятали глаза по сторонам.

– Вот Есугей еще напоминает мне моего старшего брата Бартана-багатура… Он единственный из всех вас, кто может повести народ. Настала пора говорить открыто. Я вас всех вижу насквозь! – вдруг, распаляясь, повысил голос Тодоен. – Хватит своевольничать! Стаи без вожака не бывает. Вы все должны дружно поднять Есугея на войлок. А то как бы тайчиуты не опередили вас. Тогда уж на вас такую узду наденут, что не шелохнетесь. Вспомните мои слова, да поздно будет.

Нойоны замерли с окаменевшими лицами. Разговор, которого они с тревогой ждали весь последний год, начинался.

– Пора говорить прямо, нечего шептаться за спинами, – злые глаза Тодоена на этот раз смотрели на Алтана. – Будете и дальше шататься туда-сюда, останетесь без трона, тайчиуты у вас его вместе с мясом вырвут…

– Пусть они только попробуют подняться против нас… – забурчал было Бури Бухэ и замолк на полуслове: тяжелая костяная рукоять плетки деда Тодоена глухо стукнула его по затылку.

– Поодиночке вам с тайчиутами нечего и тягаться. Таргудай, Агучи, Моричи давно уже взрослые волки, матерые, хитрые… В последнее время, я вижу, они частенько приглашают к себе Алтана с братьями. А других почему не зовут? Они между вами клинья вбивают, кости бросают, как собакам. Им нужно, чтобы вы рассорились между собой и разбрелись по разным сторонам, чтобы потом хватать поодиночке и ощипать как гусей. А уцелеть вы сможете, только если будете вместе. Куда один, туда все! Только тогда вас не сломят. Доходят до вас мои слова или нет? – Тодоен не сводил своих цепко прищуренных глаз с Алтана.

– Мудры ваши слова, дядя Тодоен, – преклонив голову, осторожно начал тот. – Мы с самого детства привыкли вас чтить, да и сегодня ваше слово для нас как воля отцов наших…

– Ты не виляй хвостом, как вороватая сука, а говори прямо, – Тодоен раздраженно дернул головой, оглядывая нойонов. – Я не славословия от вас жду, а мужского решения. Говорите все прямо!

– Мы все уважаем Есугея, он старший и сильнейший из нас, – Алтан запнулся под нетерпеливым жестом Тодоена и сказал прямо: – Но слишком уж строгим стал наш Есугей, как бы он не забыл, что мы ему единокровные братья…

– Закрой свою пасть, смердящая падаль! – злое лицо деда Тодоена потемнело от негодования. – Вижу, куда ты клонишь. Привык уросить без пастушьего кнута. Строгость тебе не по нраву? Вот завтра меркиты угонят твои табуны, к кому первому ты пойдешь, если не к Есугею?

Алтан пристыженно замолчал под упорным взглядом старика. Тот смерил его с ног до головы, отвернулся, взяв чашу с теплым супом. Успокаиваясь, он прихлебывал мелкими глотками, не глядя ни на кого.

После долгого молчания он заговорил снова:

– При отце нашем Хабул-хане мы были сильнее всех, потому что строгость была. Мы, семеро его сыновей, не смотрели, кто выше, кто ниже сидит. Отец мог любого чужака над нами поставить, и мы не роптали. Я в ваши годы, на первой чжурчженской войне, десятником был, когда тайчиуты сотни и тысячи водили. Об одном лишь мы думали: как что-то добавить в общий котел, как выслужиться перед отцом. Если бы он кого-то из нас казнил, никто не посмел бы и звука издать. И вам такое же завещано, а вы распустились, жалуетесь, что Есугей строг. И невдомек вам, что порядок – единственное ваше спасение. Поймете это, будете сильны, нет – вас раздерут, как стадо овец. Вы оглянитесь вокруг! – расширив глаза, Тодоен отчаянно разводил руками, пытаясь внушить племянникам свою мысль. – Враги так и ждут, когда вы раздеретесь между собой. Кругом татары, меркиты, чжурчжени, а тут еще тайчиуты на знамя зарятся. И хорошо еще, что Есугей подружился с кереитским ханом, это всех ваших врагов сдерживает. До ваших голов, я вижу, еще не дошло, какое это благо для всего нашего рода. Давно бы вас съели с костями и потрохами, если бы не кереиты за спиной Есугея. Вы должны ему кланяться за это… Ну, кто из вас теперь мне скажет, что не Есугей должен быть ханом? – Тодоен, наклоняясь вперед, оглядывал нойонов.