Тёмный рыцарь - [73]

Этот человек не понимал его языка. Рыцарь вложил меч в ножны и вернулся в трактир, вошел на благоухающую ароматами кухню, где стояли столы для разделки мяса, а на огне весело булькало в горшках варево; рядом из полуоткрытой дверцы печи выглядывал лист со свежевыпеченными лепешками. В центре кухни столпились перепутанные повара, помощники, поварята и подавальщицы. С трудом де Пейну удалось отыскать среди них одного, кто понимал его язык, и отправить бегом в ратушу — срочно вызвать сюда коронера Гастанга. А потом он стоял с мечом наготове, охранял дверь, пока не появился коронер со своей обычной свитой. Они осмотрели трупы, де Пейн рассказал, что здесь произошло. Он чувствовал себя разбитым, на душе было скверно; он и не пытался это скрывать. Коронер положил руку ему на плечо.

— Эдмунд, — сказал он шепотом, — или дерись, или беги.

— Что ты хочешь сказать?

— Ну, ты можешь отбыть в Палестину завтра или послезавтра.

— Или же?

— Кто из твоих спутников ведет себя подозрительно? Ведь кто-то проследил за тобой, когда ты шел сюда.

Де Пейн подумал о том, что беспокоило его больше всего, о кошмарной возможности, которая грезилась ему, но которую он упорно отвергал: его смертельным врагом мог оказаться Парменио, настоящий волк, умело прикрывшийся овечьей шкурой.

— Беги, — повторил Гастанг, — или нападай сам. Ты должен решиться на что-то! Да, о твоем шифре… — Он придвинулся к Эдмунду вплотную. — Ты ведь пытался разобраться в нем? Цифры, несомненно, заменяют собой буквы. — Коронер улыбнулся.

— Норманнский французский?

— Э нет! — Гастанг покачал головой. — Я показывал его одному мастеру-шифровальщику из королевской судебной палаты — он теперь получает от короля содержание по старости и живет в Приюте святого Варфоломея в Смитфилде. Так вот, он говорит, что текст составлен по крайней мере на трех языках, из которых один, несомненно, латинский. — Коронер отступил на шаг и посмотрел на два изувеченных трупа — их уже положили на носилки и прикрыли кусками полотна. — Здесь тебе уже нечего делать. Я выношу постановление: эти двое несчастных умерли не от естественных причин, а от рук неизвестных убийц.

Де Пейн поблагодарил его и сообщил о своем скором отъезде в Борли. Коронер недовольно поджал губы.

— Сатанинские края, — пробормотал он, махнув рукой. — Какие только разбойники там не укрываются, да и призрак этого старого дьявола, сэра Джеффри де Мандевиля, там бродит неустанно. Да-да, я много об этом слышал. — Он упер палец де Пейну в грудь. — Будь осмотрителен. Осторожен. До твоего отъезда мы еще увидимся.

Де Пейн возвратился на подворье тамплиеров. Беррингтон и Майель уже побывали в Вестминстере и официально простились с королем и придворными. Де Пейн пошёл в орденскую церковь и преклонил колени у старинной статуи Мадонны с Младенцем, вырезанной, как говорили, из дерева, росшего некогда в саду Гефсиманском. Он положил к подножию статуи зимнюю розу и, глядя на пламя свечей, вернулся мыслями к своей встрече с Алиенорой: вот она вспоминает об Уокине, вот ворвались наёмные убийцы. Почему они раньше на нее не напали? И сам ответил на свой вопрос: они не знали, что она задумала встретиться с ним наедине. Тут его окатило волной страха: кого именно хотели убить — Алиенору, его самого или их обоих? Быть может, убийцы ждали, пока они встретятся? Потом это можно было бы преподнести так, будто тамплиера и куртизанку застал вместе ревнивый соперник. Эдмунд огляделся. Свечи немного согревали воздух, запах ладана почти не ощущался. Вступая в орден, де Пейн принес клятвы в церкви, похожей на эту. Он дал обет неутомимо способствовать распространению христианства. Так что же ему делать: нападать или отступить?

Он прочитал вполголоса молитву, встал и посмотрел на отмерявшую часы свечу — она стояла у стены, близ красочной фрески, изображавшей посещение Христом преисподней. Время у рыцаря еще было. Он поспешил в навесную башню, где хранилось оружие, попросил у дежурившего там сержанта арбалет и колчан с короткими стрелами. Проверил арбалет, возвратился в церковь и положил его на пол у стены, где был изображен святой Христофор. Затем снял перевязь с мечом, повесил на скамью у входа и стал ждать. Почти сразу появился и Парменио, которому он послал записку. Генуэзец толкнул дверь и осторожно вошел в полумрак церкви. Де Пейн улыбнулся. Парменио был настороже, одна рука сжимала рукоять кинжала; двигался он, держась самых темных мест. Рыцарь спокойно поднял заряженный арбалет.

— Эдмунд! Эдмунд!

— Я здесь.

Парменио круто обернулся. Де Пейн мгновенно скользнул к двери, заложил верхний и нижний засовы.

— Бога ради, Эдмунд, что ты делаешь?

— Отстегни перевязь. — Де Пейн шагнул вперед, опустив арбалет. — Впервые мы встретились в церкви, так почему бы нам в церкви и не расстаться?

— Что ты имеешь в виду?

— Быть может, твою смерть.

— За что, Эдмунд? В чем дело?

— Ты — порождение тьмы. — Де Пейн изо всех сил сдерживал гнев. — Представляешь ли ты себя ястребом, парящим над лугами, а меня — трусливым зайцем, перебегающим от куста к кусту, пугающимся твоей тени и готовых вонзиться в меня когтей?