Тёмный рыцарь - [61]
— Лондон — это торговля, — шепнул Фицосберт, и де Пейн согласно кивнул.
Здесь продавалось все: от шерстяных занавесей до испанских башмаков, от тонких стальных иголок до парчи и атласа, от пирожков с морским угрем до посыпанных сахаром сдобных белых лепешек, вин из Гаскони и мехов с морозного Севера. Горе тому, кто нарушал строгие правила, о которых напоминали крики глашатаев и за соблюдением которых следили рыночные обходчики. Суд над нарушителями вершился без промедления. Пекарей, обвешивавших покупателей, привязывали к оглобле, на спину им взваливали вязанку сена, и так водили по всему городу. Хозяева пивных, разбавлявшие эль водой, сидели в корытах, из которых поили лошадей, а на шею им вешали точильный камень. Торговок рыбой, пытавшихся «подновить» залежалый товар, сажали на корточки, приковывали к шесту, а под нос подкладывали кучу гнилого товара. Шлюх, которые надоедали мужчинам назойливыми приставаниями, под завывание волынок тащили к цирюльникам, наспех брили им головы и размалевывали лицо навозом. Священника, которого ловили на прелюбодеянии, сажали задом наперед на неоседланную лошадь и возили под громкий смех прохожих: незадачливый пастырь то и дело сваливался с лошади, и его раз за разом приходилось снова водружать на «законное» место.
Де Пейн остро воспринимал суету и ожесточенность, царившие на улицах, где бурлила толпа потерявших землю крестьян, нищих, наемников, бездомных. Шагая рядом с Фицосбертом, он оказался на широкой улице, прошел мимо гордых, выкрашенных в розовый цвет особняков богачей, и снова нырнул в лабиринт переулков и проходов, где быстро мелькали неясные тени. Без конца приходилось сворачивать, лавируя между нависавшими над головой домами, пока они не добрались, наконец, до маленькой площади. Посреди площади, перед статуей какого-то святого, исступленно плясал юродивый. В одной руке сумасшедший держал горящую головню, в другой — колотушку, и, ударяя ею по головне, высекал снопы искр. На другой стороне площади стоял трактир «Свет во тьме», мрачное строение из оштукатуренных бревен на каменном фундаменте. Охранявшая вход парочка головорезов с толстыми суковатыми дубинками в руках расступилась, пропуская тамплиеров в зал, невыносимо провонявший луком и заплесневелым сыром. Свет в зале был совсем тусклый, ставни на окнах закрыты. На перевернутых бочках и бочонках, служивших здесь столами, горели толстые сальные свечи. Через зал к ним устремился карлик, закутанный в серый фартук чуть ли не с головы до ног. Лицом он напоминал горгулью, а в неверном свете казался совсем уж отвратительным. Он взглянул на де Пейна, потом на Фицосберта, и тот, наклонившись к карлику, что-то зашептал. Карлик захихикал, прикрывая рот рукой. Де Пейн подавил внезапно охвативший его страх, оба сержанта тоже встревожились: вглядываясь во мрак, они проверили, легко ли выходят из ножен мечи и кинжалы. Де Пейн не сумел бы объяснить природу своего страха, это ощущение походило скорее на то, что испытывает человек при изжоге или неотступно преследующем его зловонии. Он уж собрался было повернуть назад, как вдруг мягко, по-кошачьи ступая по устланному соломой полу, к ним приблизилась еще одна фигура.
— Приветствую вас, друзья. Меня зовут Мортеваль.
Он шагнул вперед, в круг света; на изрытом оспой лице светились умом маленькие глазки. Рукой в матерчатой перчатке он провел по прядям черных волос, блестящих от масла и сплетающихся с густой бородой.
— Здравствуй, рыцарь! — Он протянул руку, но рука де Пейна осталась лежать на рукояти меча. Мортеваль пожал плечами и ткнул пальцем в потолок. — Наши гости уже здесь. Почтенный Мартин покажет нам дорогу.
Глава 10
ВРАГИ СОБРАЛИСЬ НЕИСЧИСЛИМЫМИ ПОЛЧИЩАМИ И С НЕИСТОВОЙ ЗЛОБОЙ ГРОЗИЛИ ИМ СМЕРТЬЮ
Они вскарабкались по крутым ступеням лестницы, начинавшейся в углу близ входа. Первым поднимался Фицосберт, вслед за ним де Пейн и два сержанта, Мортеваль шел последним. Когда добрались до верхней площадки, на которую из узенького окошка, закрытого роговыми полосками, падал тусклый свет, Мортеваль протиснулся вперед и, приложив палец к губам, указал на дверь. Де Пейн прижался к ней ухом и услышал звон кубков и приглушенные голоса. Мортеваль шепотом напомнил об осторожности, но де Пейн был теперь и без того крайне бдителен.
Мортеваль и Фицосберт пристроились у него за спиной, так что отступать к лестнице было небезопасно. Без всякого предупреждения де Пейн размахнулся и сильно ударил ногой в обитую кожей дверь; она с громким треском распахнулась. Открывшаяся за ней комната была погружена во тьму, лишь в центре ярко светил фонарь. Мигом де Пейн увидел себя снова в лесу за аббатством, где сквозь листву деревьев его слепило заходящее солнце. Крикнув своим спутникам «Берегись!», он рухнул на колени, а над головой зажужжали арбалетные болты. Закричал один из сержантов: оперенный болт разнес ему череп, второй сержант, раненный в грудь, тяжело ввалился в темноту помещения. Де Пейн вытянул кинжал и, стремительно бросившись на скользнувшую к нему тень, вогнал лезвие глубоко в живот нападающего и проворно выскочил обратно на лестничную площадку. Мортеваль, не ожидавший от тамплиера такой прыти, замешкался. Вырвав из его руки нож, де Пейн одним взмахом перерезал горло незадачливому «охотнику на воров», и тот встретил свой конец в жуткой агонии. Кубарем скатившись по лестнице, Эдмунд обрушился на удирающего Фицосберта, ухватил его за волосы, повалил на спину и бил что есть силы по лицу, пока Фицосберт не затих и не обмяк. Де Пейн с трудом поднялся на ноги, выхватил из ножен меч. К нему метнулся было карлик, но рыцарь отшвырнул его ударом затянутого в кольчужную рукавицу кулака. В дверях трактира замаячили фигуры, а по лестнице за спиной Эдмунда тихонько крались тени.
