Тёмный Рассвет. Дорогой ненависти - [55]

— Вы правы, Учитель. Но думаю, это её своего рода природный дар.

Император некоторое время молчал и, наконец, негромко проговорил:

— Любой барьер можно проломить или обойти.

— Я пробовал. Но для этого, как я вам уже говорил, необходимо такое усилие, которое может пережечь ей мозги, либо просто её убьет. И тогда мы уже точно ничего не узнаем.

— Я понял тебя, ученик, — Палпатин жестом отпустил Вейдера и, когда двери тронного зала закрылись за спиной ситха, усмехнулся: — Ну что же, Сайлорен, придется проявить немного терпения. Ты же не думаешь, что сможешь долго играть со мной в прятки.

* * *

Сайлорен лежала на холодном полу своей камеры и не шевелилась. Все тело казалось сгустком черной боли. Она не знала, сколько дней или недель продолжался бесконечный кошмар. Для нее не было смены дня и ночи, были только перемежавшиеся нервным, беспокойным сном допросы.

Палпатин присутствовал на каждом. И Штель старался изо всех сил. Последней его идеей было вырвать ей ногти. Началось все привычно — поднятая вертикально плита, крепления на запястьях и лодыжках. Несколько пощечин, которые Маареку заменяли приветствие каждый раз, когда он подходил к обездвиженной жертве прежде, чем начать…

Потом Штель с гадкой улыбкой проговорил, что у него для неё сюрприз, и взял со своего столика какой-то тускло блеснувший инструмент. Поднес к ее лицу, чтобы она разглядела. Щипцы…

— Тебе должно понравиться. Ты же такая модница, — проговорил он, не переставая улыбаться, и опустился вниз, к её ногам. Через мгновенье правый мизинец пронзила боль, настолько сильная, что девушка вскрикнула и судорожно дернула ногой, пытаясь облегчить её. Но тщетно. И тут она почувствовала, как ногу, жестко фиксируя, стиснули металлические зажимы. После чего новое движение щипцов заставило ее отчаянно забиться в припадке. Боль обжигала пальцы. Сайлорен кричала, уже начисто забыв о гордости и достоинстве. Ей вторил сумасшедший смех палача. Внезапно перед её безумным от боли взглядом возникло лицо Штеля. Он окровавленной рукой стиснул её челюсть и притянул ее лицо к себе, почти касаясь лбом ее лба.

— Тебе понравилось? Скажи мне?! Не молчи! Говори! — от его рёва закладывало уши.

Но девушка не могла вымолвить ни слова. Боль никуда не делась, заполняя собой все сознание.

— Почему ты молчишь, дорогая? Разве тебе не нравится? Разве это не чудесно? Может быть, ты не успела прочувствовать всю прелесть момента? Так ноготков хватит. Или ты все-таки надумала ответить на вопросы Владыки?

Видя, что девушка молчит, он разозлился и несколько раз наотмашь ударил ее по щекам.

— Ты будешь говорить, жалкая тварь.

Экзекуция продолжалась. Сводящая с ума боль в очередном пальце, крик — и мягкий голос Императора:

— Зачем кричать, дитя мое. Ведь можно просто говорить.

Но у Сайлорен не было сил огрызнуться. Даже просто послать к хатту. Когда зажимы стиснули вторую ногу, девушка потеряла сознание. И Маарек, покачав головой, вколол ей очередной стимулятор. Дежуривший сегодня врач, столкнувшись со Штелем в коридоре, когда тот сразу вслед за штурмовиками, тащившими Сайлорен, направлялся в допросную, выглядел неважно и попросил отгул на два часа. Штель не стал свирепствовать и отпустил бледного доктора. В конце концов, от такой боли ещё никто не умирал, а привести жертву в чувства палач и сам может.

Сайлорен со стоном открыла глаза. И встретилась взглядом с Маареком.

— Продолжим? — и начался новый виток кошмара.

…Когда солдаты бросили девушку в камеру, она долго лежала неподвижно. Боль не давала отключиться, хотя перед глазами все плыло от неимоверной усталости. Одинокая лампочка в потолке казалась ослепительно яркой, и Сайлорен с немалым трудом отвернулась, устремив взгляд в дальний угол помещения. Как же так могло получиться… Происходящее не желало укладываться в голове. Конечно, решив обмануть учителя, Сайлорен понимала, что риск попасться есть, и готовила себя к тому, что Палпатин разгневается и накажет ее. Облава на Тарисе вписывалась в эти ожидания, хотя воспоминания о почти удавшемся бегстве всколыхнули в груди горечь разочарования. Не повезло, иначе и не скажешь… а свобода казалась такой близкой…

И все-таки даже очнувшись на борту «Палача» и поняв, что Вейдер везет ее Императору, Сайлорен представляла себе, что будет дальше. Без сомнения, накажут. Возможно, попытаются вернуть под контроль. Скорее всего, в итоге убьют… Эти соображения прокрутились в ее сознании не раз и не два, и даже мысль о смерти стала какой-то привычной. В конце концов, она всегда считала себя воином, а воин смерти не боится. Она была готова умирать во славу Империи. Ну что же, теперь она готовилась умереть во имя дружбы.

Но к тому, что происходило сейчас, она не была готова совершенно… Даже в кошмарном сне она не могла раньше себе представить, что ее будут так пытать. Что это будет делаться по приказу Палпатина. Что он будет наблюдать, получая удовольствие от ее мучений. Она даже вообразить себе не могла, что Император, которого она все эти годы искренне уважала, окажется таким кровожадным безжалостным чудовищем… По отношению к ней…

Боль пульсировала в изуродованных пальцах, в разбитых губах, во всем теле. Ради чего все это? Нет, нельзя даже мысли такой допускать. Она знает, ради чего. Ради кого. Чтобы на ее месте не оказалась другая… Та, которая лучом света тянется из прошлой жизни. Которая всегда была рядом. Которая спасла от верной гибели. И пусть сейчас она идет неверным путем — главное, чтобы этот путь не прервался. Главное, чтобы она была жива… Долг платежом красен.