Тёмный Принц - [10]

Она вспомнила его лицо — длинные серебряные волосы, стянутые на затылке, чинную походку, легкую улыбку.

— Мне не хватает тебя, — прошептала она.

Перед самой полуночью, следуя за своим спиритуальным зрением, она спустилась к западной двери и отперла засов. Аристотель шагнул внутрь. Закрыв дверь, она отвела его в свою комнату, где маг налил себе воды и сел на край узкой кровати. — Ты не против, если я зажгу светильник? — спросил он.

— Слепой не нужны светильники. Но я найду один для тебя.

— Не утруждай себя, госпожа. — Он вытянул руку и взял серебряную чашу для вина, высоко поднял ее. Металл деформировался, образуя нечто вроде трубки, из которой показалось и выросло пламя, осветив всю комнату. — Ты неважно выглядишь, Дерая, — сказал он. — Твои дела переутомляют тебя.

— Ближе к делу, — холодно проговорила она.

— Нет, — ответил он. — Сначала поговорим о возможных будущих. Тебе не приходило в голову, что в наших путешествиях во времени есть некое несоответствие?

— Если ты о том, что будущее, которое мы видим, может меняться, то конечно да.

Он улыбнулся и покачал головой. — Но меняются ли они? Вот в чем вопрос.

— Конечно меняются. Я помню, как старая Тамис рассказывала мне, что она видела собственную смерть в различных вариантах будущего. В одном из них она даже падала с лошади, хотя верховую езду терпеть не могла.

— О чем я и говорю, — сказал Аристотель. — Позволь объяснить: Тамис видела, как она упала с лошади. Но она умерла не так. А значит — кто упал с лошади?

Дерая села на стул со спинкой, ее спиритуальные глаза смотрели магу в лицо. — Тамис, — ответила она. — Но будущее изменилось благодаря событиям прошлого.

— Но в этом-то и заключается противоречие, — сказал он ей. — Мы говорим в данном случае не о пророческих видениях, Дерая. Ты и я — и Тамис в прошлом — можем путешествовать по разным вариантам будущего, наблюдая за ними. То, что мы видим, происходит… где-то. Все эти будущие реальны.

— Как они все могут быть реальны? — усмехнулась она. — Тамис умерла только раз — как и я умру.

— У меня нет ответов на все вопросы, дорогая моя, но я знаю одно: есть множество миров, тысячи, и все они родственны нашему. Возможно, каждый раз, когда человек принимает решение, он создает новый мир. Не знаю. Но я знаю, что глупо было бы изучать все эти тысячи миров и на основании происходящих там событий строить свои планы. Я тоже видел, как Александр повергает мир в кровавый хаос. Я видел, как он убивает Филиппа и захватывает престол. Видел его умершим в детстве, от чумы, от собачьего укуса, от клинка наемного убийцы. Но, разве ты не видишь, что это никак не влияет на события нашего мира? Эти варианты будущего — не наши. Они — лишь эхо, отражения, отголоски того, что могло бы быть.

Дерая молчала, обдумывая его слова. — Это интересный взгляд. Я подумаю об этом. А теперь, ближе к делу.

Аристотель откинулся на кровати, его глаза изучали причудливые тени на низком потолке. Дело — как всегда — касается одного мальчишки на этом свете. Ты и я отправили Пармениона в Аид, где душа мальчика смешалась с Духом Хаоса. Мы восприняли это как поражение, однако это может быть не совсем так.

— Странно выглядит такая победа, — проворчала Дерая. — Мальчик несет в себе великое зло. Оно растет внутри него хуже любой опухоли, и у него нет сил побороть это зло.

— У него была сила остановить это, предотвратив уничтожение Пармениона в Бездне, — заметил Аристотель. — Но не будем вдаваться в рассуждения; подумаем лучше, как нам помочь ребенку.

Дерая покачала головой. — Я уже давно узнала, сколь глупо пытаться изменить будущее. Знай я тогда то, что знаю сейчас, то не было бы никакого Принца-Демона.

— Думаю, что все-таки он бы появился, госпожа, — мягко проговорил Аристотель, — но это не важно. Ребенок почти ничем не отличается от других детей, которых приводят к тебе каждый день — только он искалечен не телом, а душой. Ни один из нас не обладает силой изгнать демона. Но вместе — и с помощью мальчишки — мы сумеем вернуть Темного Бога в Потусторонний мир.

Дерая рассмеялась горьким смехом. — Я исцеляю раны, маг. У меня нет средств, чтобы сражаться с Кадмилосом. Как, впрочем, и желания.

— А чего ты желаешь, госпожа?

— Желаю, чтобы меня оставили в покое, — сказала она.

— Нет! — воскликнул он, встав в полный рост. — Я не приму такого от женщины Спарты! Что произошло с тобой, Дерая? Ты же не овечка на скотобойне. Ты происходишь из племени воителей. Ты сразилась с Темной Госпожой на Самофракии. Где твой боевой дух?

Дерая вздохнула. — Ты пытаешься разозлить меня, — прошептала она. — Это тебе не удастся. Посмотри на меня, Аристотель. Я старею. Я живу здесь и лечу больных. Я буду делать это до самой смерти. Когда-то у меня была мечта. Ее больше нет. А теперь оставь меня в покое.

— Я могу вернуть тебе молодость, — сказал он, и голос его обволакивал, а глаза так исияли обещанием.

Мгновение она стояла молча, изучая его взглядом без тени эмоций. — Значит, — сказала она, — это был ты. Когда я исцеляла Пармениона от рака, я видела, как он молодеет на глазах. Я думала, что это от исцеления.

— Ты тоже можешь помолодеть. Можешь снова обрести свою мечту.