Темный огонь - [41]

– Возблагодарим Бога за пищу, которую он послал нам. Аминь, – провозгласил я. Барак закрыл глаза и склонил голову. Стоило мне произнести последние слова, как он жадно набросился на еду. Судя по тому, что куски рыбы отправлялись в рот прямо ножом, о хороших манерах он не имел даже отдаленного представления.

«Любопытно, каковы его религиозные убеждения?» – думал я, глядя на него.

Хотя, вполне может быть, у этого малого вообще нет никаких убеждений.

– После ужина я отдам вам все эти книги и бумаги, – с набитым ртом сказал Барак. – Богом клянусь, там говорится о диковинных вещах.

– Я ознакомлюсь с этими бумагами и решу, как нам следует действовать дальше, – заявил я, решив, что настал подходящий момент напомнить, кто из нас главный. – Но прежде всего я должен составить об этом деле ясное представление. Насколько я помню, первым, кто узнал о греческом огне, был монах-библиотекарь, – принялся я перечислять, загибая пальцы. – Затем Майкл Гриствуд сообщил о нем Билкнэпу, а тот, в свою очередь, Марчмаунту. Марчмаунт рассказал леди Онор, та рассказала Кромвелю. Итак, у нас трое подозреваемых. Полагаю, старого монаха можно смело сбросить со счетов.

– Почему?

– Потому что тот, кто действует против нас, нанял двух негодяев, которые разделались с Гриствудами. Неужели вы думаете, что кто-то из двух законников или леди Онор собственноручно зарубили братьев топором? Подобное вряд ли возможно. Зато все они вполне в состоянии воспользоваться услугами наемных убийц. В отличие от бывшего монастырского библиотекаря, который сейчас живет на весьма скромную пенсию. Я по-прежнему намерен поговорить с ним – так или иначе, он был свидетелем того, как нашли это вещество. Что до Билкнэпа и Марчмаунта, я непременно увижусь с ними завтра, в Линкольнс-Инне. В главном зале дается тожественный обед в честь герцога Норфолка.

Услышав это имя, Барак скривился от отвращения.

– Мерзкий старый олух, – процедил он. – Он ненавидит милорда.

– Об этом знают все, – кивнул я. – Завтра утром мы с вами побываем на пристани, где сожгли старые корабли. А еще я постараюсь повидаться с Джозефом. Потом необходимо съездить в Палату перераспределения. Сейчас у них столько работы, что они открыты даже по воскресеньям. Один раз я могу себе позволить пропустить церковную службу. А вы?

– В моем приходе в Чипсайде слишком много людей. Все они снуют туда-сюда, так что викарий вряд ли берет на заметку, кто пришел в церковь, а кто нет.

Весьма довольный тем, что мне удалось так быстро наметить план ближайших действий, я удостоил Барака улыбкой, столь же насмешливой, как и его собственная.

– Я имел в виду нечто другое. Вы уверены, что за минувшую неделю не совершили серьезных грехов? Вы не чувствуете потребности покаяться в них перед Господом?

– Я служу королевскому верховному викарию, – заявил Барак, недоуменно вскинув бровь. – А король, как известно, является Божьим помазанником. И если я служу королю верой и правдой, значит, я выполняю волю Господа, так ведь?

– Вы и в самом деле в это верите?

– А как же иначе? – ответил он вопросом на вопрос и ухмыльнулся.

Я взял несколько ягод и передал миску Бараку. Он вывалил на свою тарелку половину клубники и щедро сдобрил ее сливками.

– Пока что я не решил, как нам лучше подступиться к леди Онор, – заметил я. – Тут нельзя действовать с наскока.

Свои званые вечера она обычно устраивает по вторникам, – кивнул Барак. – Если до понедельника вы не получите приглашения, я попрошу графа напомнить ей о том, что вас следует включить в число гостей.

– Вижу, вы всячески стараетесь мне помочь, – изрек я, придав своему голосу снисходительные нотки.

– Именно так.

– Значит, вы вполне согласны с ролью моего помощника?

– Конечно, – пожал он плечами. – Ведь его светлость просил меня всячески вам содействовать. Он знает, на что я способен. И я тоже знаю себе цену. А на этого надутого старого олуха Грея я просто не обращаю внимания. Он меня терпеть не может, потому что я не привык разводить церемонии. А он слишком много о себе воображает. Считает, что разбирается в делах графа лучше, чем сам граф. Да только в чем он может разбираться, чернильная душа!

Я не дал себя отвлечь и вновь вернулся к занимавшему меня вопросу.

– Итак, ныне вы мой помощник. Однако поначалу вы действовали как соглядатай, ведущий за мной слежку.

Однако Барак явно не желал продолжать неприятный разговор.

– А что до дела Уэнтвортов, тут с первого взгляда видно, что девчонка не виновата, – заявил он. – Знаете, о ком я вспомнил, глядя на нее в суде? О Джоне Ламберте. Том самом, которого сожгли на костре.

Я слишком хорошо помнил о сожжении Джона Ламберта. То был первый протестантский проповедник, который, по мнению короля, зашел слишком далеко. Полтора года назад он был обвинен в ереси за то, что отвергал возможность превращения хлеба и вина в плоть и кровь Христову. Сам король, в качестве верховного судьи и главы Церкви, вынес ему смертный приговор. То было первым серьезным отступлением с пути Реформации.

– Жестокая казнь, – пробормотал я, вперив в Барака испытующий взгляд.

– Вы на ней присутствовали?

– Нет. Я не охотник до подобных зрелищ.