Вскоре костер разгорелся так сильно, что начал топить снег вокруг себя. Цент не жалел дров. Жалел он о том, что нечем закусить. Сейчас бы бросить в огонь банку тушенки, а потом умять ее, горячую и вкусную…. Едва вспомнил о тушенке, как тут же едва не кинулся убивать Владика. Тот, подлец, все еще был жив. Отогревшись у костра, он даже начал снова дышать. Правда, в создание так и не пришел, но хоть не околел, и то хлеб. Цент не терял надежду на то, что очкарик оклемается настолько, чтобы ощутить все оттенки боли. А тех будет много. Очень-очень много.
Ближе к вечеру снегопад прекратился, а ветер стих. Воздух тоже потеплел, так что Цент позволил костру немного уменьшиться, дабы тот не сиял в сумерках как маяк, привлекая своим светом незваных гостей. Ночевать в лесу в его планы не входило. Сидеть на одном месте не имело смысла, ведь с каждым днем зима все больше вступает в свои права, а в этом году она выдалась удивительно ранней и снежной. Нужно выбираться из гиблого района, заново обзаводиться автомобилем, оружием, одеждой и тушенкой. И дергать на юг. Было проще добраться до теплых краев, чем всю зиму рубить дрова для печи, а Цент никогда не искал трудных путей. К тому же должен же он хотя бы под старость лет побывать на курорте, отогреть кости на песчаном пляже, искупаться в море. Да и чем дальше он окажется от некроманта, тем лучше.
Полностью оттаявший Владик теперь сопел ровно и умирающим не выглядел. Лицо его вновь порозовело, а на щеках так и вовсе заиграл румянец. Центу показалось возмутительным, что он, крутой перец, поддерживает огонь, а какой-то программист спит и в ус не дует. И он решил незамедлительно это исправить. Спящего красавца пробудил по нестандартной, но эффективной методике – взял из костра горячую головешку, и прислонил ее к ладони программиста. Результат превзошел все ожидания. Только что беспробудный Владик дико распахнул глаза и рот, но вместо пронзительного бабского визга с уст его сорвался хриплый собачий лай.
– Вижу, горло застудил, – равнодушно заметил Цент, наблюдая за тем, как страдалец остужает в снегу обожженную конечность. – Нехорошо это. Надо себя беречь.
Владик прекратил слезоточить и прохрипел:
– Где я?
– Все еще на этом свете, – с нескрываемым сожалением осведомил его изверг.
– А что с Цитаделью?
– Из-за тебя она пала. Все дрались как герои, но один оказался трусом и программистом. Он-то и оголил брешь в нашей обороне.
– А Маша? – опомнился Владик. – А Алиса?
Цента утомили глупые вопросы программиста. Поднявшись на ноги, он бросил в костер горсть снега, и повелел:
– Вставай, очкарик. Пора идти.
– Куда? – встревожился Владик.
– Туда, где никто не услышит твоих истошных криков.
Страдалец от такого ответа чуть не передумал жить. Цент, тем временем, основательно засыпал костер, взял палку, которую выломал для себя специально, дабы использовать в качестве посоха при ходьбе по глубокому снегу, и сердито бросил:
– Вынуждаешь меня повторять дважды? Я могу. Хочешь?
Владик не хотел. Он знал, что повторы Цента осуществляются невербальным способом, оставляя после себя гематомы, ушибы и сотрясения. Так что он быстро поднялся на ноги, опасаясь, как бы свирепый изверг не пустил в ход свой посох.
– Руки и ноги целы? – спросил Цент. – Не отморозил?
– Нет, – ответил программист, любуясь своими белыми, но дееспособными ладонями.
– Жаль. Какая ампутация сорвалась. Ну, тогда пошел вперед. Выспался, набрался сил. Будешь торить путь.
– А куда мы идем?
– В гости к одной милой и доброй старушке. Она тебе обязательно понравится.
– Правда? – обрадовался Владик.
– Да.
– А кто она?
– Людоедка, ведьма и просто отзывчивый человек. А теперь шагай вперед и помалкивай!
С этими словами Цент с такой силой толкнул Владика в спину, что тут рухнул лицом в снег.
– Убил бы! – прорычал изверг, вспоминая опустошенный Владиком склад. – Одному богу ведомо, что мне стоит сдерживаться. А ты…. Ты еще лежишь? Так, все, не сдержусь. Где тут мой ножик?
Осыпаемый угрозами и проклятиями, Владик побрел сквозь снег. Силы почти сразу оставили его, но он не позволял себе сбавить шаг. Лучше загнать себя до смерти, чем прогневить изверга, и дать ему дополнительный повод для терзаний. Продираясь сквозь снег, Владик терялся в догадках, почему он до сих пор жив. Что побудило Цента пощадить его? То, что причиной тому не проснувшееся милосердие, это очевидно. Неужели садист из девяностых сказал правду, и он просто ждет удобного случая, чтобы умучить давно намеченную жертву?
– Я хотел поговорить о том, что случилось на складе, – взял слово Владик, планируя как-нибудь оправдаться, списав часть вины на независящие от него обстоятельства. – То, что там произошло…. Я ведь себя не контролировал. Это был аффект.
– Верю, – бросил Цент, двигаясь следом. – И возьми левее. Нужно выйти на дорогу.
– Веришь? – обрадовался Владик.
– Да, конечно, – ответил Цент, которому вдруг показалось забавным обнадежить жертву, внушить ей надежду, создать иллюзию, что та прощена и не понесет кары.
– На меня просто что-то нашло. Я не знаю, что это. Я себя не контролировал.
– Ничего страшного. Все уже позади.