Темный Кристалл - [23]

Они разлетелись в разных направлениях, хлопая крыльями.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ В СТРАНЕ ВЕСЕЛЬЯ

Кира привела Джена через болота к берегу реки. Широкая река медленно несла свои воды, но самым удивительным был ее черный, как вороново крыло, цвет. Она журчала и полыхала в лучах восходящих солнц, как полированная медь. Джен опустился на колени и набрал пригоршню воды: может быть, она насыщена болотной грязью. Нет, вода была черной. Она стекла между пальцами, не оставив осадка.

Он посмотрел через плечо на Киру и признался ей в своем страхе перед черным цветом.

Та кивнула.

— Знаю. Я тоже испытывала этот страх. Гартимы, не так ли?

— Думаю, так, — ответил Джен. — Я никогда не знал, почему.

— А сейчас ты снова увидел их и спасся.

Джен печально улыбнулся.

— Ты думаешь, я должен побороть свой страх?

— Я поборола свой.

В голосе Киры слышался вызов. Затем она опустилась на колени и обняла его за шею.

— Именно благодаря этой реке. Я люблю ее. Ты узнаешь, за что. Пойдем.

И она повела его вдоль берега.

Конечно, она права. Он не может провести всю оставшуюся жизнь в страхе перед цветом. А в страхе перед такими существами, как Гартимы, нет ничего стыдного. Только дурак может быть неосторожным с ними да и то долго не проживет. Но черный цвет был цветом неба между звездами, цветом сгоревшего посоха, ворон, его закрытых век во время сна, и необязательно все черное должно служить делам власти тьмы. Она сказала, что любит эту реку, сейчас он узнает, почему. Джен доверял Кире. При обмене мыслями он рассказал ей о том времени, когда мечтал у водопадов об обществе другого Гельфлинга. Она тоже одинока. Теперь они должны доверять друг другу, иначе мир, измененный их случайным знакомством, станет бессмысленным, или миром минувшего, пустым местом.

На берегу лежала ракушка, панцирь мертвого жука. Кира столкнула его в воду, и Физгиг устроился в ней, чувствуя себя как дома. Кира тоже залезла в лодку и снова сказала: — Пойдем.

Когда Джен взобрался, Кира оттолкнула лодку от берега шестом, лежавшим в лодке.

Они поплыли по черной реке, мягко покачиваясь, несомые течением. Они миновали болота и вышли в пространство между низкими утесами, с вершин которых свешивались деревья, образуя арку. Кира лежала, окунув руку в воду. Джен тоже расслабился, убаюканный движением лодки.

Внезапно он осознал, что повсюду вокруг них разносится какой-то звук. Он был похож ка хоровой напев, достаточно тихий, чтобы упустить его, пока он не расслабился. Джен стал рассматривать берега, пытаясь уловить, от чего происходит звук.

Кира заметила и улыбнулась.

— Ты никогда не слышал подобное.

— Нет, никогда. Что это? Откуда он раздается? — спросил Джен.

Она не ответила. Вместо этого она начала петь — напев без слов. Она вывела долгий мелодичный мотив почти закрытым ртом. Мелодия показалась Джену старой и знакомой, в ней и не было нот, которым учил его урСу. В соединении ее голоса с мелодией была грусть, переходящая в одобрение и удивление. Джен не осмеливался даже вздохнуть от такой красоты. Он приготовился ответить. Когда мотив иссяк и она приготовилась начать другой, он поднял флейту и заиграл контрапункт к ее песне. Даже во время игры он мог слышать звуки вокруг них, которые сливались в единой гармонии. Физгиг прекратил паясничать и через борт смотрел на свое отражение в черной воде.

— Теперь ты знаешь? — спросила Кира. — Ты знаешь, откуда раздаются эти звуки?

Джен беспомощно развел руками.

— Я …кажется, они идут отовсюду, от деревьев и от реки, и …нет, не знаю.

Кира рассмеялась.

— Посмотри, тот мох звенит. Прислушайся.

Джен прислушался и услышал.

— А эти деревья… Похоже на свист. Видишь, гребешки на воде. Прислушайся к ним, Джен. Ты всегда должен слушать и всегда сможешь услышать музыку. Ты можешь услышать музыку в журчании воды. А музыка, которую играем мы — лишь часть этой. Теперь ты понял, почему я люблю эту реку?

Вместо ответа Джен поднял флейту и заиграл очень внимательно, словно присоединился к хору. Кира, выждав немного, подстроилась под него, на этот раз более низким голосом, в унисон.

Лодка медленно повернулась в нежных объятиях реки, и течение понесло ее в сумерки, а они слили свою мелодию с этой вечной мелодией, которая играла здесь даже без них.

Джен исполнил все, чему научил его хорист урСол, и был рад, что обладает мастерством, и с тех пор у него появилась возможность улучшить, совершенствовать его, но урСол ничего не говорил ему о том, что музыка может быть свободной, несочиненной.

Теперь Джен мог уловить большее количество звуков, доносящихся до него с берегов: легкий звон колокольчиков, более глубокий, раскатистый звук гонга и пение птиц. Ничего здесь не было расстроенным.

Низко на горизонте солнца отбрасывали блики розового цвета на поверхность черной реки. Кира пела свою мелодию. Казалось, мелодия не изменяется и всегда остается одинаковой, но с каждым новым вдохом изменялись интервалы и тембры, и мелодия приобретала новое звучание. Джен продолжал подыгрывать. Он подумал, что лучшего места до конца жизни ему не найти. Даже если бы лодка медленно ушла под воду, он бы не обратил на это внимание.