Темный крестоносец - [16]

нажал небольшую кнопку, и лампочка сразу загорелась, подсказывая, что снаряжение хоть и предназначено для употребления не в самые веселые моменты в жизни, но новое, исправное и полностью готовое к употреблению. И все же не мне и не в такое время верить на слово. Я взял наугад четыре из двенадцати поясов и вытащил из одного затычку.

Шипение вырвавшегося на свободу сжатого газа мне показалось настолько громким, что я испугался, как бы его не услышали на верхней палубе. Но думаю, что мне это только показалось, хотя Мари все же услышала и тут же, соскочив со своего насеста, подбежала ко мне.

— Что случилось? Откуда этот шум?

— Ни крыс, ни змей, ни новых врагов,— заверил я. Шипение прекратилось, и я поднял другой, надутый пояс для демонстрации.— Вот, проверяю. Похоже, в порядке, но хочу все-таки еще пару-тройку опробовать. Постараюсь не так шумно. Ты что-нибудь слышала?

— Ничего. Болтают без передышки, в основном Флек и австралиец. Но все в основном о картах, курсах, островах, грузах и всем таком прочем. И еще о своих приятельницах в Суве.

— Ну что ж, это интересно.

— Не в том смысле, в каком они рассказывают,— фыркнула Мари.

— Ужасно,— согласился я.— Это как раз к вопросу о том, на что ты жаловалась прошлой ночью. Все мужчины одинаковы. И все-таки полезай обратно, пока не пропустила чего-нибудь позаманчивей.

Она окатила меня высокомерным взглядом, но мне было не до того: я уже снова вернулся к работе контролера ОТК и, накрыв двумя одеялами очередной пояс, выпускал из него дух. Все четыре были без изъяна, так что шанс, что остальные тоже окажутся исправными, повысился. Я взял еще четыре пояса, спрятал их за ящиками, а те, что проверял, уложил обратно и поставил ящик на место. Минуту спустя все было в первоначальном виде: ящики на местах, стойки тоже.

Я взглянул па часы — без четверти семь. Совсем мало времени осталось. Тогда я подошел к канистрам с водой и исследовал их с помощью фонаря: широкие полотняные заплечные лямки, щит под спину, пяти-дюймовая в диаметре крышка на защелке, а на днище кран. Выглядели эти канистры вполне внушительно. Я вытащил наугад две из них, открыл крышки и заглянул внутрь: почти полные. Тогда я вернул крышки в первоначальное положение и потряс канистру изо всех сил — ни капли не брызнуло, герметичность полная. Я открыл краны на обеих канистрах, и вода полилась на палубу. Пусть себе, не мой же корабль— и когда канистры опорожнились настолько, насколько это было возможно, краны плотно закрыл, вытер канистры насухо своей свежей сорочкой, которую достал из чемодана, и, наконец, вернулся к Мари.

— Ну что?

— Ничего.

— Я тебя сменю. Держи фонарь. Затрудняюсь предположить, что может случиться ночью в Тихом океане, но то, что со спасательными поясами может случиться все что угодно, это точно. Поэтому мы возьмем с собой пустые канистры из-под воды. У них плавучесть даже большая, чем нам может потребоваться, поэтому можно в них запихнуть еще кое-что из одежды — все, что ты считаешь, может понадобиться. Только не слишком долго выбирай. Обычно женщины таскают с собой полиэтиленовые пакеты для всякой ерунды. Если они у тебя тоже найдутся, можно запихнуть одежду в них. Есть?

— Один-два найдется.

— Доставай один.

— Хорошо.— Она замялась.— Я, конечно, ничего не понимаю в кораблях, но мне кажется, что этот за последний час один, а то и два раза изменил курс.

— С чего ты взяла? — Старый морской волк Бентолл снисходительно относится к сухопутным черепахам.

— Нас больше не качает, факт, правда? А волны катятся с кормы. И эти обстоятельства меняются уже во второй или даже в третий раз.

Она была права. Волнение заметно утихло, и небольшой плеск волн доносился только с кормы. Я тоже это заметил, но не обратил особого внимания, поскольку знал, что пассат обычно утихомиривается к ночи и местное течение может измениться. Беспокойства этот факт у меня не вызывал. Все это я ей и сказал, и она ушла, а я прижался ухом к нашему рупору.

Поначалу единственное, что услышал, это барабанный бой по радиатору, и этот барабанный бой становился все громче и настойчивее. Дождь, догадался я, и проливной к тому же. Такие дожди обычно заряжают надолго. Это на руку и мне и Флеку.

В этот момент я услышал голос Флека. Сначала торопливый топот шагов, а потом его голос. Я понял, что он стоит в дверях рубки.

— Пора нацепить наушники, Генри.— Голос слегка вибрировал и приобретал металлический призвук, проходя сквозь вентиляционную трубу, но слышен был отчетливо.— Время.

— Еще шесть минут, босс.— Генри, который, по всей видимости, сидел за столом радиста, находился от меня футов на пять дальше, чем Флек, но слышно его было не хуже: вытяжка работала безотказно.

— Неважно, настраивайся.

Я так вжал ухо в отверстие, что мне показалось, будто я сам туда влез наполовину, но больше все равно ничего не услышал. Через пару минут меня дернули за рукав.

— Все готово,— сказала Мари.— Вот фонарь.

— Хорошо.— Я спрыгнул и помог ей взобраться на постамент.— Ради всего святого, не уходи отсюда. Наш друг Генри как раз готовится к приему интересующей нас информации.

У меня оставалось совсем мало дел, и через три-четыре минуты я освободился. Запихнул в полиэтиленовый мешок одеяло, тщательно затянул мешок сверху веревкой и почувствовал, что надежды на успех у меня удвоились. С этим одеялом было связано множество «если». Если мы сможем отпереть люк, если сможем убраться с корабля, не приобретя по нескольку лишних дырок от пуль, если не утонем и нас не слопают акулы или еще какие-нибудь хищники, которым мы успеем приглянуться за несколько часов пребывания в воде и в темноте, вот тогда будет невероятно приятно на следующее утро расстелить на солнечном берегу насквозь промокшее одеяло и растянуться на нем. Но тащить лишнюю тяжесть в эту ночь мне не хотелось, а промокшее одеяло легким не бывает; и поэтому я тщательно упаковал его в полиэтилен. Потом привязал пакет к одной из канистр и успел вложить внутрь той же канистры одежду и сигареты, когда подошла Мари.