Тёмный карнавал - [56]

Вытирая ребенку рот, он заметил, что Алиса даже не повернулась в его сторону.

– Я понимаю, что это не очень интересно, – сказал он, снова принимаясь за еду. – Но мать могла бы проявлять побольше внимания к собственному ребенку.

Алиса резко выпрямилась:

– Не говори так! По крайней мере, в его присутствии! Можешь сказать это позже, если необходимо.

– Позже?! – воскликнул он. – В его присутствии, в его отсутствии… Да какая разница? – Внезапно он пожалел о сказанном и обмяк. – Ладно, ладно. Я же ничего не говорю.

После ужина она позволила ему отнести ребенка наверх, в детскую. Она не просила его – она позволила.

Вернувшись, он застал ее у радиоприемника. Играла музыка, которую она явно не слышала. Глаза ее были закрыты. Когда Дэйв вошел, она вздрогнула, словно испугалась, порывисто бросилась к нему и прижалась губами к его губам. Дэйв был ошеломлен. Теперь, когда ребенка не было в их комнате, она снова ожила – она была свободна.

– Благодарю тебя, – прошептала она. – Благодарю тебя за то, что на тебя всегда можно положиться, что ты всегда остаешься самим собой.

Он не выдержал и улыбнулся:

– Моя мать говорила мне: "Ты должен сделать так, чтобы в своей семье было все что нужно".

Она устало откинула назад свои блестящие темные волосы.

– Ты перестарался. Иногда я мечтаю о том, чтобы все у нас было так, как после свадьбы. Никакой ответственности, никаких детей. – Она сжимала его руки в своих. Лицо ее было неестественно белым. – О, Дэйв! Когда-то были только ты и я. Мы защищали друг друга, а сейчас мы защищаем ребенка, но мы сами никак не защищены от него. Ты понимаешь? Там, в больнице, у меня было много времени, чтобы подумать об этом. Мир заполнен злом…

– Действительно?

– Да, это так! Но законы защищают нас от этого. А если бы их и не было, то защищала бы любовь. Я не смогла бы сделать тебе ничего плохого, потому что ты защищен моей любовью. Ты уязвим для меня, для всех людей, но любовь охраняет тебя. Я совсем не боюсь за тебя, потому что любовь смягчает твои неестественные инстинкты, гнев, раздражение. Ну, а ребенок? Он еще слишком мал, чтобы понимать, что такое любовь и ее законы. Когда-нибудь мы возможно научим его этому. Но до тех пор мы абсолютно уязвимы для него.

– Уязвимы для ребенка? – Дэйв отодвинулся от нее и пристально посмотрел ей в глаза.

– Разве ребенок понимает разницу между тем что правильно, а что нет? Нет, но он научит понимать.

– Но ведь ребенок такой маленький, такой аморальный. Он просто не знает, что такое мораль и совесть… – она оборвала свою мысль и резко обернулась. – Этот шорох! Что это?

Лейбер огляделся.

– Я ничего не слышал…

Она, не мигая, смотрела на дверь в библиотеку. Лейбер пересек комнату, открыл дверь в библиотеку и включил свет.

– Здесь никого нет. – Он повернулся к ней. – Ты совсем устала. Идем спать.

Они погасили свет и молча поднялись на верх.

– Прости меня за все эти глупости, – сказала Алиса. – Я, наверное, действительно устала, очень устала.

Дэвид кивнул. Они нерешительно постояли перед дверью в детскую. Потом она резко взялась за ручку и распахнула дверь. Он видел, как она подошла к кроватке, наклонилась над ней и испуганно отшатнулась, как будто ее ударили в лицо.

"Дэвид!"

Лейбер быстро подошел к ней.

Лицо ребенка было ярко-красным и очень влажным, его крошечный ротик открывался и закрывался, глаза были темно-синими. Он беспорядочно двигал руками, сжимая пальцы в кулачки.

– О, – сказал Дэвид. – Да он видно сильно плакал.

– Плакал? – Алиса нагнулась и, чтобы удержать равновесие, схватилась за перекладину кровати. – Я ничего не слышала.

– Но ведь дверь была закрыта!

– Поэтому он так тяжело дышит, и лицо у него такое красное?

– Конечно. Бедный малыш. Плакал один, в темноте. Пускай он сегодня спит в нашей комнате. Если опять заплачет мы будем рядом.

– Ты испортишь его, – сказала Алиса.

Лейбер чувствовал за спиной ее пристальный взгляд, когда катил кроватку в их спальню. Он молча разделся и сел на край кровати. Внезапно он поднял голову, чертыхнулся и щелкнул пальцами.

– Совсем забыл тебе сказать. В пятницу я должен лететь в Чикаго.

– О, Дэвид, – прошептала Алиса.

– Я откладывал эту поездку уже два месяца, а теперь это мне необходимо. Я обязан ехать.

– Мне страшно остаться одной…

– С пятницы у нас будет новая кухарка. Она будет здесь все время, а я буду отсутствовать всего несколько дней.

– Я боюсь, даже не зная чего. Ты не поверишь мне, если я скажу тебе. Кажется, я схожу с ума.

Он был уже в постели. Алиса выключила свет, подошла и, откинув одеяло, легла рядом. Ее хорошо вымытое тело источало теплый женский запах.

– Если хочешь, я могу попробовать подождать несколько дней, – неуверенно сказал он.

– Нет, поезжай, – ответила она. – Это важно, я понимаю. Только я никак не могу перестать думать о том, что сказала тебе. Законы, любовь, защита. Любовь защищает тебя от меня, но ребенок… – она глубоко вздохнула. – Что защищает тебя от него?

Прежде, чем он мог ответить, прежде, чем он смог сказать ей, как глупо так рассуждать о младенце, она внезапно включила свет – ночник, висевший над кроватью.

– Смотри! – воскликнула она.

Ребенок лежал и смотрел на них широко раскрытыми глазами. Дэвид выключил свет и лег. Алиса, дрожа, прижалась к нему.