Тёмный Эдем. Начало - [2]

Полчаса спустя, когда мы прощались, я пробежался взглядом по полкам и заметил на одной из них четыре книги. В глаза бросилась синяя обложка с довольно улыбающимся котом, приподнимающим полосатую шляпу.

«Кот в шляпе».[1]

catinhat

Пароль, который я запомню надолго.

Сеанс 19

Папка с моими аудиозаписями нашлась сразу. Я знал, что доктор Стивенс записывает наши сеансы — даже давал на это согласие, — но, когда я увидел файлы собственными глазами, мне стало немного не по себе. Как будто она слишком глубоко погрузилась в мою душу и с мясом вырывала оттуда тайны, кусок за куском, складывая их на хранение в свой холодильник.

Заодно выяснилось и то, что родители меня предали. Я несколько лет вёл аудиодневник. Свои монологи я начал записывать ещё в 2005 году, когда мне было девять лет, — да и собственный голос мне всегда нравился. В компьютере доктора Стивенс нашлись все записи, включая и сделанные в то время, когда начались проблемы.

Сеанс 31

С тех пор я всегда носил под рубашкой медальон на цепочке — резное изображение святого Христофора, овальной формы, толщиной с три пластинки жевательной резинки. Если потянуть его за специальный поясок, то он открывается. На самом деле нижняя половина медальона — это флешка, на которую помещается очень много аудиофайлов.

catinhat

Я ухватился стрелкой мыши за папку под названием «Уилл Бестинг», протащил её по экрану и перебросил прямо в медальон святого Христофора.

Сеанс 167

И сейчас, когда доктор Стивенс вышла из комнаты, чтобы поговорить по телефону, я скопировал ещё кое-что, хотя сам обещал себе к нему не притрагиваться.

catinhat

Сердце тревожно колотилось, как это бывало всякий раз, когда я сидел в её кресле. Я знал, где находятся аудиозаписи других пациентов, и мог бы в свободное время прослушать их все, лёжа на кровати и жуя мармеладки. Но пока что не сделал этого, переписав только свои файлы — я чувствовал, что они принадлежат исключительно мне, а не моим родителям и тем более не доктору Стивенс.

В компьютере была ещё одна папка, на содержимое которой я хотел взглянуть. Она манила меня, как манит запах горячего попкорна, распространяющийся по коридору из кухни.

СЕМЕРО

Все остальные папки обозначались именами, датами или какими-то терминами. Но эти Семеро — кто они? Если Стивенс действительно доктор, то, по всей видимости, это её пациенты. Семь пациентов. Чем же они тогда отличаются от остальных? И для чего хранить эту информацию в отдельной папке?

Как она там говорила?

Я не могу ничем тебе помочь. Хотела бы, но не могу. Однако есть и другие… шестеро, если точнее. Шесть человек, которые испытывают страх, как и ты. И есть одно место… я бы хотела, чтобы вы туда отправились.

Я раскрыл медальон и воткнул флешку в USB-разъём ноутбука. Серебряные ноги святого болтались снаружи, а голова, получалось, была внутри, и мне вдруг показалось, что он сейчас засунул голову в компьютер и осматривается по сторонам в поисках таинственных Семерых, как раньше я искал папки, имеющие отношение ко мне.

Я не стал сразу изучать содержимое папки. Просто скопировал её на накопитель и наблюдал, как несколько десятков файлов перелетают из компьютера в мой медальон.

Строго говоря, мне вовсе не обязательно было её открывать — я и так знал, что там увижу. Своё собственное имя. Шестеро других — и я.

Я был одним из Семерых.

* * *

В последующие месяцы доктор Стивенс и родители изо всех сил старались убедить меня, что стоит только уехать из дома на неделю, и проблемы решатся сами собой. Никто не называл это место настоящим именем, все говорили о «лагере» — ага, как будто речь шла об обычном летнем лагере, где можно плавать на каноэ, стрелять из лука и устраивать весёлые потасовки с друзьями. Но я знал, что там не будет никаких каноэ, никаких стрел и никаких друзей. Я понимал, чего они на самом деле хотят и о чём думают. Они считают, что я неизлечим. Им надоело со мной возиться, они решили: будь что будет, уж какое-нибудь крайнее средство должно подействовать.

— Мы надеемся на положительный результат, — сказал отец, всем видом показывая, как сильно он хочет добиться от меня согласия, и таким тоном, как будто мне десять лет и мы с ним лучшие приятели. —

Доктор Стивенс считает, что всё получится, и мы ей верим. Просто попробуй.

— Расскажи Уиллу про этого Рейнсфорда, о котором она говорила, — добавила мать, беря его за руку.

— Двадцать лет назад доктор Стивенс училась у очень хорошего специалиста, настоящего гения. Он разработал специальную программу, особый курс лечения, и занимается им неподалёку от Лос-Анджелеса. Это очень дорогое лечение. Но благодаря доктору Стивенс тебя возьмут практически даром.

— Вот видишь? Мы желаем тебе только самого лучшего, — добавила мать.

— А почему я не могу поехать один?

— Потому что это особая программа, в ней должны работать вместе сразу несколько человек, — настаивал отец. — Это не как встречаться с доктором Стивенс. Всё по-другому.

— Ну, то есть групповая терапия. Как для сумасшедших.

Отец вырвал у мамы руку и вышел на кухню, но потом вернулся и упёрся руками в стол, за которым сидели мы с мамой.

— Просто подумай об этом, ладно? Мы считаем, что так будет лучше для тебя.