Темные тропы - [6]

Юноша изо всех сил стиснул руку Фареля. Он Должен был спешить, силы начинали покидать его. Установленные Фениксом глушители боли постепенно ослабевали. Однако Януэль не хотел снова обращаться к Хранителю за помощью. Рука учителя питала его энергией, но столь же действенной, как и жгучее пламя Феникса, хотя и не столь концентрированной.

Настал момент завершить свою речь и оставить за учениками право решить, пойдут ли они за ним или предпочтут священный обет нейтралитета, который они поклялись соблюдать. Ему потребовалось сделать усилие, чтобы прочистить горло и вновь обратиться к ним.

– Я не намерен узурпировать власть, – отчеканил он. – По крайней мере, я не стану навязывать ее тем, кто пожелает покинуть эту Башню. Если вы решите уйти, вы уйдете навсегда. Там, снаружи, вас ожидают грифийцы. Не бойтесь, они не убьют вас. Напротив, они позаботятся о том, чтобы у вас ни в чем не было нужды, ибо ваше умение необычайно ценно для них. Тот, кто сделает этот выбор, никогда не будет в моих глазах предателем, я даю вам слово. Но если вы решите остаться, это будет означать, что вы избрали меня своим повелителем.

По рядам собравшихся вновь пробежала дрожь, как если бы ледяной ветер ворвался в Зал Собраний. Мелькали брошенные украдкой взгляды, слышались перешептывания, Януэль оставался неподвижен. Теперь он был бессилен, ибо на карту было поставлено самое главное, мысль о возможной неудаче парализовала его. Если Башню покинет большинство учеников, не останется ни одного шанса осуществить задуманное.

Внезапно с лестницы донесся невнятный ропот. Один из подмастерьев безуспешно пытался проложить себе дорогу в первый ряд.

– Пропустите его, – крикнул Януэль.

Из толпы с трудом вырвался юный фениксиец с побагровевшим от усилий лицом. Ростом он был менее трех локтей, и лет ему должно было быть от десяти до двенадцати. Рубаха болталась на его худом и костлявом теле, засученные рукава открывали нежные белые руки. Януэль прочел в глубине его ореховых глаз глубокое отчаяние и заметил, как дрожат его руки. Можно было догадаться, сколько мужества стоило мальчику осмелиться вот так прорвать ряды своих старших товарищей и предстать перед Сыном Волны.

– Подойди поближе, – подозвал его Януэль. Мальчик остановился в нерешительности. Пока его заслоняли спины товарищей, он мог довериться отваге своего сердца, которая толкала его вперед. Теперь он был один. Один перед Сыном Волны, чье лицо было искажено болью. Мальчик сложил ладони и выполнил положенный ритуал приветствия, позволивший опустить глаза и забыть обо всех, кто сейчас пристально на него смотрел. Мысль о том, чтобы обратиться прямо к избраннику, признаться ему в своих страхах, бросала его в дрожь. Однако его глубоко затронули слова Януэля. Прежде чем согласиться следовать за ним, он хотел увериться кое в чем, но говорить ему было невероятно трудно, неизреченное рычало в его груди, как разъяренное животное.

– Как твое имя? – спросил Януэль.

– Мэл.

– Ну же, Мэл, что ты хочешь узнать?

Мальчик потоптался на месте.

– Я… я должен стать кузнецом, – выдохнул он.

Слова теснились в его голове. Он не решался признаться в том, что ему глубоко наплевать на этот нейтралитет, смысла которого он никогда как следует не понимал. Ночью, в полутьме дортуаров, его старшие товарищи говорили о священном правиле, которым должен был дорожить каждый фениксиец. Он находил эти разговоры тягостными и уж слишком далекими от реальности.

Реальностью для него стала одна из теплых ночей минувшего лета, когда он проснулся от криков обезумевших родителей. Он никогда бы не поверил, что столь безмятежное, по обыкновению, лицо его отца могло быть так искажено страхом. Родители бегали сломя голову по окрестным полям, в то время как черная пасть Темной Тропы, казалось, все пожирала на своем пути. Он помнил странную тишину, царившую вокруг, руку матери, которая до боли сжимала его собственную, свои исцарапанные голые ноги и эту желтоватую зарю, которая вставала над дымящимися тошнотворными руинами.

На то, чтобы зачеркнуть двадцать лет жизни его родителей, отданных этому хозяйству, хватило всего одной ночи, и Мэл, сжав кулачки, долго не мог оторвать глаз от сотрясаемых рыданиями плеч своего отца. Потом он спрашивал, почему они не могли защитить себя, почему не могли применить против харонцев оружие, как они это обычно делали, чтобы отпугнуть воров или дезертиров, которые иногда бродили вокруг фермы. Отец взял его на руки и сдавленным от волнения голосом сказал:

– Только фениксийцы умеют ковать оружие, которое годится для защиты от них.

– Тогда почему же они не дают его нам? – возразил Мэл, нахмурив брови.

– Потому, что у нас нет возможности его купить… – вздохнул его отец.

– Тогда я тебе его дам, – прошептал ребенок. Это обещание запечатлелось в памяти Мэла. Он использовал его как щит, чтобы победить на испытаниях в фениксийской лиге. Он поклялся исполнить этот священный обет после того, как тяжелые двери Башни закроются за ним. Когда он вернется к своим родителям, в его руках будет закаленный в огне Феникса клинок – меч, который он предоставит в распоряжение своему отцу и другим фермерам, которых не способна защитить империя.