Темные тропы - [17]

– Чан!

Он круто обернулся и встретил взгляд драконийки. Ее большие фиолетовые глаза были мутны от лихорадки. Она окликнула его, пробившись сквозь завесу боли, совершенно не подозревая о том, что только что спасла жизнь своему палачу.

– Чан, – повторила она слабым голосом.

Наемник этого не предвидел. Внезапно разбуженный, рыцарь Железная Рука, откинув покрывало, напряженно вглядывался в силуэт Черного Лучника. Тот уловил вспышку изумления в глазах рыцаря. Без сомнения, Чану следовало бы воспользоваться его замешательством, но крик Шенды привел его в оцепенение.

Рыцарь спустил ноги с постели и поднялся с надменной улыбкой. Он был высок и строен, и, кроме куска белой ткани, обернутой вокруг талии на манер набедренной повязки, на нем ничего не было. Жесткие черные волоски покрывали его грудь и плечи. У него было вытянутое лицо с соколиным профилем, выгнутый нос, густые седеющие брови и голый череп. На его шее висел медальон Шенды.

– Я тебя знаю, – прогудел он. – Ты тот ублюдок, о котором она часто говорит.

Похоже, его не слишком взволновало вторжение Чана в самое сердце цитадели. Хуже того, казалось, это его забавляет. В следующее мгновение рыцарь обнаружил открытую дверь и скривился.

– Так ты убил Манкура… – злобно выдавил он и схватился за хлыст, висевший на одном из столбиков кровати. – Преданное животное, которое я так заботливо выдрессировал. Я рассчитаюсь с тобой, ублюдок. И я рад, что твоя милашка сможет посмотреть, как ты будешь корчиться.

Он заметил аспидский знак на груди Черного Лучника.

– Уж не этим ли ты собираешься меня испугать? – хохотнул он.

Чан отпрянул в сторону Шенды, держа натянутый лук острием стрелы вниз.

– Не знаю, каким чудом тебе удалось сюда добраться, – добавил рыцарь. – Ведь она мне призналась, что ты уже ни на что не годен. – Он ухватился правой рукой за узкий ремень своего хлыста и, шаг за шагом приближаясь к Чану, продолжил: – Это должно быть не просто… Ты хоть женщину-то можешь ласкать, без того чтобы твоя рука не тряслась, как у девственника? – Он дотянулся до Шенды и рукояткой своего хлыста провел по груди драконийки. – А вот мои руки не затряслись от прикосновения к коже этой девки.

Сжав челюсти, Чан уперся в край стола.

– Все в конце концов уступают. Кнут – это драгоценный эликсир любви. – Он хлопнул концом кнута по полу. – Знаешь, я мог бы поднять стражу и велеть им убить тебя как собаку. Только я предпочитаю заняться этим сам. – Его голос ожесточился. – Манкур стоил тысячу таких, как ты, ублюдок. Я любил этого зверя. Он, по крайней мере, умел мне повиноваться.

Кнут взвился, рассек пространство, разделявшее обоих мужчин, и хлестнул по лбу наемника. Лицо Чана осталось невозмутимым. Он думал только о Шенде, о том, что совершил, чтобы добраться сюда. Он поднес палец ко лбу, попробовал свою кровь на вкус, запечатлевая в памяти каждую деталь этой комнаты.

Теперь между ними оставался только дубовый стол. Железная Рука первым проявил признаки нетерпения, ударив по столу кулаком.

– Мой долг покончить с этим прежде, чем твоя трусость наполнит эту комнату зловонием на много дней вперед. А ну спускай свою стрелу, ублюдок. В любом случае мне известно, каким ядом ты отравлен. Думаешь, что сможешь прикрыться этой царапиной, но все куда хуже. Ты же Аспид… Как и все твои, ты не умеешь драться. Я убежден, что твои жертвы никогда не видели твоего лица. Что, угадал? Ты бьешь в спину, как убийца, как последний подонок из нищих кварталов. Твоя трясущаяся рука лишь слабая отговорка для оправдания твоей трусости.

Железная Рука взмахнул своим хлыстом, снова целясь в лицо, но, более ловкий, Чан увернулся, и хлыст просвистел в пустоте. Слова рыцаря потрясли Черного Лучника. В этом потоке грубой брани крылись зерна истины – истины, которая громко стучалась в дверь его прошлого.

А не могло ли так быть, что он лгал себе все эти годы, что после изгнания из отряда он вообразил себе болезнь, которой не существовало? Недуг, сотворенный им самим во избежание риска быть вновь отвергнутым…

Вероятность такого самообмана поразила его, как выстрел в упор. Он зашатался и не смог удержаться от смеха, скорее даже хохота, и очень медленно стал поднимать свой натянутый лук.

– Почему ты смеешься, ублюдок? – спросил Железная Рука тоном, в котором сквозило беспокойство.

– Потому что ты вернул мне свободу, палач.

Чан взглянул на свою кисть, которая уверенно наставляла стрелу, твердо нацеливая ее в рыцаря. Этот жест прорвал пелену, которую все последние годы ткало его угнетенное сознание. Он затаил дыхание и спустил стрелу.

В немом крике Железная Рука разинул рот, затем, не издав ни звука, медленно опустил глаза на оперение стрелы, торчавшее из его грудной клетки. Острие пронзило его тело насквозь, угодив между двумя ребрами, прорвало правое легкое и выплеснуло сноп кровавых брызг из спины.

Он попытался сделать вдох, но кровь уже заливала ему горло. Пошатнувшись, рыцарь резко отпрянул назад, когда в его грудь впилась вторая стрела, упершись в позвоночник. На его губах булькала кровь. Он уронил свой хлыст, перевернулся и сделал попытку ухватиться за спинку кровати. В тот же миг Чан спустил последнюю стрелу, попав точно в цель. Она прошила горло и с глухим стуком вошла в деревянную спинку кровати. Пригвожденный, рыцарь весь затрясся, сделал попытку поднять руку к горлу и испустил дух. Его безвольная и уже залитая липкой кровью, стекавшей по его шее, рука упала.