Тёмные самоцветы - [125]

Анастасий мгновенно пришел в себя.

— Кто?

— Василий Андреевич. — В голосе Бориса отчетливо слышалось раздражение. — Ты ведь во всем поддерживаешь его — разве не так?

— Не вижу причин, зачем бы мне так поступать, — мрачно откликнулся Анастасий. — Ты, Борис Федорович, ищешь измену там, где ее нет.

— Причины есть, — возразил Годунов, оглаживая бородку. — И весьма основательные. Посадив на трон князя Василия, ты и сам обретешь нешуточную возможность прийти к власти. У него, конечно, есть братья — Дмитрий, Иван, но они будут грызться друг с другом, да и с Василием заодно. Они ведь тоже мечтают о троне и не станут особенно церемониться, когда он так близок. Тебе, конечно, с ними тягаться трудненько, но у тебя имеются сыновья. Сколько их, кстати? — Он позволил вопросу повиснуть в воздухе, ставшем для Анастасия осязаемо душным.

— Господь даровал мне шестерых сыновей, и пятеро из них живы, — ответил он оскорбленно и в то же время с видимой гордостью. — У меня есть также четыре дочери, ибо я навещаю жену не менее чем раз в месяц. Я считаю это своим долгом, хотя она и живет в удалении от Москвы.

— Весьма благоразумно, — сказал Борис с одобрением. — Ты бережешь свое семя и держишь его подальше от двора. Я и сам склонен к подобным уловкам. — Он взглянул Анастасию прямо в глаза. — Итак, если с твоей помощью твой двоюродный брат сделается царем, то ты станешь его правой рукой и первым после него лицом в государстве. Это само по себе лестно, однако более заманчивы обретаемые перспективы. Не для тебя — для твоих сыновей, но ведь ради них можно бы и забыть о личных амбициях, правда? — Голос Годунова сделался чуть ли не задушевным, а улыбка лучилась искренним дружелюбием. — Так, Анастасий Сергеевич, да? Таковы твои скрытые помыслы? Пусть себе Василий Андреевич правит, только бы власть впоследствии перешла к одному из твоих сыновей. Это, если задуматься, не столь уж невероятно. Ведь у Василия наследников по мужской линии нет — одни девочки, и это тоже вселяет надежду. Вдруг да удастся какую просватать?

— Это просто смешно! — вскидываясь, возразил Анастасий, но запальчивость его тона говорила обратное. Да и пот, проступивший на лице, нельзя было целиком отнести на счет зноя.

Борис внимательно посмотрел на Шуйского.

— Мне любопытно было бы знать, сколько во всех этих мечтаниях от тебя, и сколько — от твоего себялюбивого и хитрого родича?

— Что сие значит? — резко спросил Анастасий.

— Сие — намек на то, что, возможно, ты пешка в руках более сильного игрока, — с еще большей резкостью ответил Борис и прибавил: — Разменная пешка. Может статься, Василий Андреевич сам внушил тебе эти надежды. Чтобы тебя подхлестнуть, а за твоей спиной уже обещал своих дочерей сынам Никиты Романова. Подумай-ка, не рискуешь ли ты собой во вред своим детям, а не во благо. — Он испытал удовлетворение, заметив смятение на лице Анастасия. — С какой стати будет Василий родниться с тобой, когда ты и так в его воле?

— Василий Андреевич блюдет интересы семьи, — возразил с судорожным смешком Анастасий. — Он не порадеет Романову, когда рядом Шуйский.

— Возможно, и нет. — Борис покладисто закивал. — Но вдруг на тебя уже смотрят как на козла отпущения? — Он указал на бумаги. — Почитай их сам, если хочешь, и найдешь немало свидетельств тому. Василий Андреевич все словно бы в стороне, а ты вроде главный зачинщик. — Он подался вперед. — Если митрополит не заступится за тебя, участь твоя будет весьма незавидной.

— Тебе не терпится сыскать виноватого, Борис Федорович, — сказал, насупившись, Анастасий. — Но среди нас тебе его не сыскать. Шуйские стоят друг за друга.

— Я думаю, раз уж Шуйские изменили присяге, то каждый из них способен предать не только царя, — веско произнес Борис. — И ты, Анастасий Сергеевич, вовсе не исключение. Но если ты в упорстве своем вознамеришься ответить за вины князя Василия, то окажешься не только дурнем, но и дважды предателем, ибо предашь и себя.

— Дважды ли, трижды ли — все едино, — махнул рукой Анастасий. — Только я никак не пойму, почему меня понуждают свидетельствовать против моей же семьи? — Он пренебрежительно дернул плечом. — Я, конечно, не лишен честолюбия и предпочел бы видеть на троне кого-то из Шуйских, но князь Василий мне ни в чем не указ.

— Что ж, — вздохнул Годунов. — Тебя, видно, не своротишь. Стой на своем, коли охота, но знай: Церковь проклянет тебя за злокозненные деяния.

Анастасий потеребил пальцами бороду.

— С чего это вдруг? — спросил он язвительно. — Разве я слуга сатаны?

— Нет, но ты умышляешь против того, кто правит нами по воле Господней, — с безмятежным спокойствием сказал Борис, — и будешь отвечать за то перед судом. Но ответит ли кто-нибудь вместе с тобой, чтобы избавить тебя от жуткой, мучительной смерти?

Анастасий внезапно расхохотался.

— А вот и ловушка, Борис Федорович! Но не надейся, ты меня не поймаешь. — Он отступил на шаг от стола и картинно выставил вперед ногу. — Коли придется, отвечать я буду один. И без проволочек признаю все свои вины. Да, скажу, я умышлял против царя Федора, и, более того, именно я свел с ума царя Ивана.