Тёмные птицы - [82]

Как Василиса ни старалась, взгляд ее все равно перескакивал со стола на очерченную оранжевым светом фигуру Муромца. Его лицо терялось в тени, и только светлые волосы сверкали теплыми бликами.

Василиса, еще раз оглядев комнату, опустилась на Севину заправленную постель.

– Можно тут присесть?

– Да-да. Овражкин точно не придет, – поспешно ответил Митя, садясь напротив. Ему страшно неловко было смотреть на гостью.

Стена над Севиной кроватью была усыпана прикрепленными к ней кусочками бересты – на них изображались схемы из рун. Поверх всего этого висел смутно знакомый карандашный рисунок, на котором с трудом угадывался сам Сева.

– Послушай, это, случайно, не Полина рисовала? – удивленно спросила Василиса.

– Да, когда мы пили медовуху во время Русальего круга, – отозвался Митя.

– Как странно, она ведь думала, что Сева выбросил ее шарж.

Василиса снова принялась в полном молчании изучать комнату. Над дверью висели часы с дверцей для кукушки и несколькими золотыми гирьками. К спинке одного из стульев были привязаны коньки, в углу под потолком совершенно без посторонней помощи парила рубашка.

Когда молчание в комнате стало настолько тяжелым, что от него разболелась голова, Митя попытался заверить себя, что должен перебороть свое беспричинное волнение и сказать то, что собирался.

– Извини, что я позвал тебя сюда. Я знаю, что должен был сам прийти.

– Все в порядке. – Василиса повернулась с миролюбивой улыбкой. – Маргарите лучше лечь спать пораньше, так что это даже неплохо, что я ушла. Не буду ей мешать.

– Да, я именно так и решил: неуместно заявляться к вам с Маргаритой из-за того, что… – Митя закивал, изображая в ответ понимание, и тут же потерял мысль. Сто раз перестроенная и прорепетированная фраза, которую он хотел произнести, развалилась на отдельные куски, которые предательски покинули его голову один за другим.

Нужно было как-то свести разговор к Марьяне, к помолвке и к тому, что произошло сегодня утром, но говорить обо всем этом расхотелось. От дурного предчувствия дрожали коленки, становились влажными ладони.

– Я должен извиниться, что даже не попрощался с тобой сегодня утром… В Экспериментальном саду.

– Но мы снова с тобой увиделись, можно было и не прощаться.

– Да, – Митя постарался улыбнуться в ответ. – Но ты ушла… И я подумал…

– Мне правда нужно было идти, – заверила его Василиса, и Мите показалось, что мир уже начал рушиться. – Я не решилась прервать ваш разговор. Постеснялась.

– Ты разве не обиделась на то, что… Марьяна пришла… И я сказал…

– Обиделась? – протянула Василиса. – Почему я должна была обидеться?

– Из-за… моей помолвки, – растерянно проговорил Митя и почувствовал себя ужасно глупо. Как трудно… Он был уверен, что Василиса обо всем догадывается. Так зачем она разыгрывает удивление? Неужели чтобы облегчить этот разговор?

– Нет, Митя, – все так же тихо ответила Василиса. Ее нежный голосок звучал примирительно и ровно. – О твоей помолвке я знаю давно, Анисья нам говорила. Да и потом, это не было неожиданностью – это ведь всего лишь официальный праздник, а помолвлены вы еще с раннего детства.

– Тогда ты должна знать, что помолвка эта ничего не значит. Для меня.

– Разве ничего? Но, по-моему, помолвка – это здорово. Наверное, в твоих глазах чересчур романтично то, что я говорю? Но я очень рада за тебя, честно.

– Да, то есть нет. Спасибо. – Мите сначала понравилось, что глаза ее блестят так по-доброму, но через секунду он вдруг понял, что надеялся услышать от нее совсем не это. Все стало только хуже.

– А потом у вас будет свадьба, – продолжала Василиса мечтательно, будто уговаривая его согласиться. – И я тоже приду, если ты не будешь против.

– Не говори об этом, прошу тебя!

– Почему?

– Я не хочу всего этого, ты не можешь не знать!

Митя теперь никак не мог отвести от нее глаз: отблески огонька свечи, которая стояла на столе, делали Василисины волосы ярко-оранжевыми. По стене расползались огромные черные тени. Платье сливалось с ними, и девушка будто на мгновение исчезала, растворяясь в тенях и пламени.

– В этом нет ничего страшного, – почти шепотом произнесла она. – Ты справишься. Не расстраивайся так. Я понимаю, что это тяжело.

– Правда? – с надеждой в голосе спросил он.

– Ну конечно. И я тоже знаю, как важно сохранить древнюю традицию, ведь только благодаря ей маги сохранили свои силы, свои древние тайны, а не растеряли их среди слабых и недостойных этих знаний существ.

– Да, – словно загипнотизированный повторил Митя.

Они просидели долго – просто смотрели друг на друга и не произносили ни слова. Митя с трудом осознавал, что происходит. Он вроде бы сказал Василисе все, что собирался, но она не уходила. Сидела себе на Севиной кровати и разглядывала уже не самого Муромца, а полки, уставленные склянками и книгами. Огонек свечи подрагивал, изменяя форму отражений в ее зрачках. За окнами стояла черная ночь.

– Мы же все равно будем общаться, что бы ни случилось завтра, правда? – вдруг произнесла она бодрее. – Пообещаешь?

– Да, – глухо отозвался Митя, и огромная трещина, по которой раскалывался на две части мир, подошла к самому его основанию.