Тёмные московские ночи - [11]

Бойко с Баранцом получили для работы юго-запад Москвы. Молодому Косте Киму, как и всегда, надлежало прибыть в отдел и дежурить на телефоне для координации действий сотрудников группы. Ну а Старцев с Васильковым взяли список оболтусов, обитавших в северо-восточном районе столицы, от Сокольников до Яузы.

Бывшие фронтовики-разведчики жили рядом с этим районом и знали о его дурной славе. Если в Марьиной Роще и Хитровке до недавнего времени цвела пышным цветом, образно говоря, взрослая преступность, то здесь проходили криминальное обучение малолетки.

Рано утром Иван и Александр встретились на пересечении Остроумовской и Стромынки, зашли за инспекторами и отправились по адресам.

– Мужчины, врать не буду, не на хлеб прошу. На водку. Дайте, сколько сможете, а?..

У высокой женщины, привязавшейся к Старцеву и Василькову в самом начале улицы, сохранилась замечательная фигура. Но вот венчала ее маленькая голова с безобразным одутловатым лицом, лиловыми синяками и редкими растрепанными волосами, каким-то чудом державшаяся на морщинистой шее.

– Пропойца со стажем, – негромко проговорил Иван.

– Дать ей, что ли, мелочи? – Александр полез в карман.

Старцев усмехнулся и заявил:

– Саня, сердобольный, ты наш! У тебя лишние деньги, что ли, завелись? Она тебя запомнит и потом как родного встречать будет.

– Так ведь не отвяжется и испортит нам всю задумку.

– Не обращай на нее внимания, да и дело с концом.

Офицеры искали последний адрес из довольно длинного списка. Весь день им помогали два детских инспектора: тридцатилетний младший лейтенант Теплов и молоденькая девушка, сержант Нилова. Они прекрасно ориентировались в здешних переулках, не раз встречались с теми персонажами, которых разыскивали оперативники МУРа, и сейчас уверенно шли впереди к нужному переулку.

Задача на этот день сложностью не отличалась. Надо было пробежать по выписанным адресам, найти малолетних бузотеров, воришек, хулиганов и попытаться запугать их, раскрутить, взять на понт, как говаривали в криминальной среде.

Несмотря на относительную простоту занятия, денек выдался тяжелым. Сентябрьское солнышко не на шутку разогрело воздух, и к полудню в Москве стало чертовски жарко. Оперативникам, разыскивающим адреса, приходилось наматывать километры, и к пятнадцати часам Старцев искренне пожалел о том, что не воспользовался служебным автомобилем. Да еще эти детки, если так можно было назвать несовершеннолетних исчадий ада. То «дядя, дай закурить», то «одолжи рублик, а то не скажу ни слова».

Все пацаны, с коими операм довелось встретиться в течение дня, были отнюдь не простачками и оказались весьма подкованными в деле общения с представителями правопорядка.

– А чего ты мне сделаешь? – спросил жиган по кличке Василиса, нагло глядя на Старцева.

Звали его Василием Сизовым, потому, видимо, и приклеилась к нему такая кличка. Нашли пацана на чердаке старого трехэтажного дома. Худущий, грязный, одет в лохмотья. Оперативники задали ему несколько вопросов, а тот в ответ их откровенно послал туда, куда фронтовики посылали фашистов.

Иван, не привыкший к такому общению, взвился, повысил голос и готов был отвесить малолетнему наглецу подзатыльник.

Тот соорудил на физиономии наглую улыбочку и выдал:

– Я законов не нарушал. – Он ловко сплюнул сквозь два передних зуба. – А то, что из приюта сбегаю, так это по делу. Кормят там плохо и грамоте каждый день заставляют учиться. А я не хочу!..

Старцев растерянно посмотрел на инспекторов, сопровождавших сотрудников МУРа.

– Максимум, что мы можем сделать, так это вернуть его в приют, – прошептал лейтенант Теплов.

– А в колонию?

– Это уже сложнее. И дольше.

Поговорить с Василисой все же удалось. Дело спас Васильков. Он пошел на хитрость, демонстративно выудил из кармана пачку хороших папирос и закурил. Мальчишка повел носом раз, другой, потом не выдержал, сменил тон и попросил папироску.

– Мужчины, умоляю. Мне плохо. Ну, хотите, я для вас станцую?

– Цыганочку с выходом? – спросил Старцев и хохотнул. – Или танго?

Высокая женщина огладила юбку на бедре, не понимая, шутят видные мужчины или взаправду хотят посмотреть на эти танцы.

– Да я что угодно могу исполнить, – проговорила она. – И цыганочку, и танго, и фокстрот, и румбу.

– Ишь какая талантливая! И где ж ты всему этому научилась? – не сдержался Иван, нарушая свой же совет не обращать на попрошайку внимания.

– Так я же балерина. Бывшая, правда, – вздохнула та. – Окончила Московский балетный техникум, пять лет танцевала в Большом, пока не сломала ногу. Я ведь и солировала на сцене, и даже на фронт с бригадой артистов ездила, в кузове полуторки перед бойцами выступала. Знаете, как они мне аплодировали!

Вдруг, разом преобразившись, она прямо на пыльной мостовой изобразила несколько грациозных па. Солнечные лучи, наискосок пробивавшиеся сквозь листву, настолько удачно легли на танцующую женщину, что на миг превратили ее лохмотья в настоящий театральный костюм. Мостовая с палисадником и рядком деревьев, уходящих вдаль, послужили живописными декорациями. Незабытая легкость, годами отточенные движения тотчас преобразили бездомную побирушку в самую настоящую актрису.