Темное озеро - [20]

И в любом случае я никак не могла выбрать, над чем же мне хочется работать: «Напишите хокку, лимерик или короткое стихотворение, которое будет лучше всего представлять ваши способности».

Да, Йен и Энди

Будут вместе навеки,

Но не сейчас, да?

10 октября 1996 года, четверг

— Должно быть, комитет по принятию заявлений вдоволь посмеется, — заметил Даллас, прочитав рекомендации по составлению заявлений. — Я имею в виду, черт побери, вступительный лимерик. Что в нем можно сочинить?..

Жил парнишка по имени Даллас

И мечтал о дворце на скалах.

В жажде денег и знаний,

Сдал он в колледж экзамен,

Но узнал там, как смел его фаллос.

— Однако! — усмехнулась я, чувствуя, как мои щеки наливаются пунцовым цветом.

— Я рад, что повеселил вас, — продолжил Даллас, заложив руки за голову и откинувшись на спинку стула. — Давайте теперь послушаем, что получится у вас.

Еще месяц назад мне и в голову не приходило, что заявление в колледж придется писать в стихах и уж тем более экспромтом сочинять лимерик.

Одна ученица из школы Озерной…

Эта строчка вертелась у меня на языке еще до того, как я попыталась подыскать рифму к Озерной.

Притворной? Просторной? Узорной?

…К Парнасу[20] рвалась душою задорной.

Я не знала толком, как лучше продолжить, но все же закончила лимерик:

Решила спросить совета

Стильного учителя-поэта,

Но узнала о рифме смелой и вздорной.

— Браво, несомненно, — Даллас улыбнулся и покачал головой, — но, как стильный поэт-учитель, я считаю своим долгом предупредить, что подача к рассмотрению любого лимерика будет, скажем так, рискованным гамбитом. Чем он будет лучше, тем больше членов приемной комиссии, вероятно, сочтут себя оскорбленными.

— А что вы думаете по поводу хокку?

— Оставьте хокку для японских мастеров семнадцатого века и эстетствующих позеров века двадцатого.

— Именно поэтому я пыталась написать нечто своеобразное.

И вручила ему стихотворение, с трудом начатое во время библиотечного занятия с Йеном, а позже доработанное в соответствии с рекомендациями университетского консультанта.

— А кстати, в какие университеты вы вообще собираетесь посылать заявления? — спросил Даллас.

— Подходящие мне колледжи есть в Стэнфорде, Колумбии и Брауне.

— Ну конечно.

— Я также пошлю заявления в университеты Нью-Йорка, Беркли, Эванстона, в колледж Боудена в Брансуике и…

— И, дайте угадаю, в Университет Тафтса в Медфорде, в качестве запасного варианта?

— Я больше подумывала об Университете Айовы, там интересная программа литературного творчества.

— Я сберег бы его для магистратуры, — заметил он, — разумеется, если вы полагаете, что дорастете до этого в этой маленькой теплице из оплодотворенных стихов и прозы.

— Не слишком ли грубо? — спросила я.

— Мне понравилась первая строчка вашего стихотворения, — сообщил он, меняя тему. — В сущности, в какой университет вы хотите послать его?

— В колледж Смит в Нортхэмптоне[21].

— Великолепная школа для писателей.

— Так вы одобряете?

— Безусловно. Хотя я не стал бы настаивать на вашей учебе именно там.

— Йен собирается в колледж Амхёрста, если возьмут, — его имя, слегка застряв на языке, соскользнуло с моих губ, — поэтому мы подумали…

— Мы подумали? — уточнил Даллас. — Или он подумал?

Я не смогла ответить на этот вопрос и предпочла промолчать.

— Пообещайте, что не будете безоговорочно соглашаться с тем, что вам будут советовать, особенно если советы будут касаться неоправданно дорогого, переоцененного и бредового залета в Лигу плюща, — попросил Даллас, пристально глядя мне в глаза. — Если, конечно, вы сами не мечтаете к ней приобщиться.

Его слова обескуражили, но одновременно принесли странное облегчение. С момента поступления в Гленлейк я постоянно мучилась, осознавая необходимость выбора будущего колледжа. Хотя просьба не вызвала у меня особого удивления. В конце концов, разве Даллас не появился в нашей школе в ореоле легендарных средних баллов, которые он выставлял самым лучшим и способным, по общему мнению, ученикам?

— Так вы советуете мне не выбирать то, что советуют другие, а выбрать то, что считаете нужным вы?

— То, что будет лучше лично для вас, — усмехнувшись, уточнил Даллас. — Кстати говоря, ваше новое стихотворение определенно представляет ваши способности.

— Однако?..

— Однако в нем не представлены вы сами.

— То есть надо начинать сначала? — огорченно вздохнула я.

— Едва ли, — сказал Даллас и начал по памяти цитировать «Съедобные желуди».

Мое стихотворение.

Что такое орех, как не семя,

Зародыш, способный расти?

Образ дуба, сокрытый в гладкой коричневой капсуле,

Капсуле времени для земного путешествия.

Кто такая девушка, как не деревце,

Тянущееся к небесам?

В поисках воздуха, солнца и влаги,

Она созревает в лесном уединении.

Семя, корень, всход, деревце…

Под моими зубами ломается скорлупа;

Желудевая плоть

Исполнена неведомой сладости.

— Вот это, — заключил он, — ваше видение.

12 октября 1996 года, суббота

Сегодня вечером состоится мой четвертый и последний Осенний бал. Джорджина советует надеть ярко-розовое платье, в котором я танцевала на первом балу, и попросить диджея поставить «Хижину любви» группы «Би-Фифти-Ту-з»[22]. Именно под эту песню мы впервые танцевали с Йеном. Сильви, главная поклонница и подпевала Джорджины, естественно, поддержала идею.