Темная вода - [7]

- И она на этой.

- Наша сторона большая. Всех бабок разве упомнишь? Если бы ты про девку спросил, - Славка захохотал, смачно шлепнув себя по коленкам, - это пожалуйста! Всех от края до края пересчитаю, какие еще остались. А бабки потайной народ. У них своя жисть, отжитая. В клуб они в Нижние Чапыги не ходят, на танцы не бегают. По своим норкам сидят. Где их увидишь? Разве когда вперед ногами через всю деревню пронесут... Ну ладно, покатил я. Салют!

- Он газанул на холостых оборотах, и трактор готовно выстрелил из трубы несколько черных бубликов - в знак прощального привета.

- Погоди! - спохватился Олега.

- Чего тебе? - еще раз высунулся Славка.

- Хотел узнать: низом по улице проехать можно?

- Не-е! - Славка помотал головой. - Нынче там нет сквозной дороги. Водой подлило. Были ярузки, а теперь - затоны. Так что улицу на куски порезало. Разнобоем живем, по нескольку дворов. Как лумумбы на островах! - захохотал он.

- Зачем тогда пруд, если так? - не понял Олега.

- А леший его знает! Так просто! Его уже два раза сливали. Один председатель напустит, приедет другой - сольет... Третий опять плотину починяет... Бабы гундят: раньше они в магазин через луг бегали, а теперь надо кругом закренделивать... Лично мне вода не мешает, даже весело. Окунуться с работы, бредешок поставить... У меня лодка резиновая. Всегда надутой держу. Надо в магазин, баба моя раз-два - и тама! Лень двигает прогрессом! - снова зубасто зареготал Славка. - Тебе-то зачем низом?

- Отсюда домов не видать, - пояснил Олега. - Говорят, у бабки Ули хата под соломой. Не знаешь?

- Да есть тут одна или две... Это на том краю, - неопределенно кивнул Славка. - Третий затон проедешь - там и смотри... Из "газика" опять подудели протяжно и сердито.

- Ну давай, по коням! - крикнул Славка улыбчиво. - Бывай! Приедешь - мой дом белый, с мансардой, из силикатного кирпича. С дороги видно. Зарубил?

Он захлопнул дверцу, и трактор сразу же ходко заворочал огромными рубчатыми колесами, давя и сокрушая горные хребты оцепеневшей грязи.

Миновав, как велено, третий затон, мы остановились перед давно не езженным, затравенелым свертком, по которому, однако, недавно проехала какая-то машина. Две полоски придавленной травы убегали вниз вдоль остатков жердяной изгороди и скрывались в темной прутяной чащобе вишенника и бузины. На выгоревшей за лето пустошке двое пацанов распаляли костерок, нехотя куривший хилым дымком. Завидев машину, оба приподнялись, замерли столбиками, будто испуганные суслики.

- Эй, ребятки! - окликнул Олега, не отходя от машины. - Подойди кто сюда!

Ребятишки продолжали настороженно стоять: меньшенький - с коробком спичек в руке, болыпенький - с пучком изломанных былинок.

- Не бойтесь! Спросить надо!

Большенький суслик принялся затаптывать костерок, а меньшенький, спрятав в карман спички, несмело подошел к Олеге.

- Слушай, дружок, посмотри в машину, - попросил Олега, отворив дверцу со стороны Ульяны. - Не знаешь ли эту бабулю?

Парнишка, вытянув тонкую шею, уставился в сумеречную глубь "газика".

- И как? Узнаёшь? - допытывался Олега. - Видел такую?

- Не-к... Не видел... - наконец сознался паренек.

- Да ты посмотри, посмотри получше! Ее бабой Улей зовут. Она тут где-то живет. Не соседка ли ваша?

- Не-к... Не видел... - повторил мальчик. - Я не здешний.

- А какой же ты?

- Я в городе живу.

- Ну-ка, милай, подойди ко мне, - попросила Ульяна. - Подойди, подойди к бабке.

Мальчонка, смущенно млея, приблизился. Ульяна, неуверенно протянув руку, сперва коснулась его лица, затем переложила ладонь на голову и огладила волосы.

- Ах ты мой хороший! Голубеночек ты мой любый! - Она охватила его тонкое тельце, обтянутое белой футболкой с какими-то латинскими письменами. - Какой же ты не здешний? А я вот чую - нашенский ты! Дымком пахнешь!

- Не-к... Я в городе живу.

- Ну ладно, ну ладно... - согласилась Ульяна. - Стало быть, к бабушке приехал?

-Ага.

- И мамка с вами?

- И мамка. Уже восемь дней живем.

- Ну и хорошо, ну и славно! Ах ты золотце мое!

Расспрашивая, Ульяна бережно оглаживала футболочку, темными, коряжистыми пальцами ощупывала что-то сквозь одежку, и по ее лицу было видно, что делать это ей сладко и радостно.

- Бабушку-то как звать? - теплилась она голосом.

- Баба Клава.

- Так, так... А мамка у тебя Антонина? Угадала?

- Угадала! - удивился мальчик.

- Ну, голубь ты мой! - обрадовалась Ульяна. - Как же мне мамку-то не знать? Ведь я ее кресна-ая! Болявый пупок серой из своего уха мазала, соплюшки утирала мамке-то твоей! Ведь она почти дочка моя! - таяла Ульяна. - А ты мой внучек! Вот как Господь вывел!

Радуясь, она продолжала тискать парнишку, ощупывать плечики, трогать тонкие кузнечиковые руки.

- Так-то, золотенький! Я и мамку и бабу Клаху вот как знаю... Только папку твово никогда не видела. А теперь небось и не увижу... Папка-то тоже с вами?

- Папка привез нас и опять уехал.

- Что так?

- Ему нельзя. У него - совещание.

- А бабушка Клаха все болеет?

- Ага, в валенках ходит, с палкой.

- Вот бедная! Еще не годы, а уж поизносилась вся... - Ульяна мелко перекрестилась и уже спокойно спросила: - А что ж мамка-то ко мне не зайдет, не проведает? Али забыла?