Темная сторона Москвы - [21]

— Я обязательно должна вам кое-что рассказать, — сказала девушка. — Только вы, Николай Андреевич, пожалуйста, не смейтесь! Это не пустяки…

— Конечно, Пелагея Денисьевна. Я вас очень внимательно выслушаю! — участливо сказал капитан Тютчев, пожимая тонкую руку в нитяной перчатке. — Говорите, пожалуйста, без обиняков.

— Мне ужасный кошмар ночью приснился, — при одной только мысли о сновидении девушка вздрогнула, задумалась и стала рассказывать, содрогаясь от воспоминаний: — Сначала мне снилась просто темнота. Знаете, такая тьма, что, как крестьяне говорят, хоть глаз выколи… Очень мучительно: я чувствовала, что в темноте кто-то есть, ощущала чужое присутствие, но увидеть не могла.

Я даже не понимала: сплю я или проснулась? Или, может быть, только хочу проснуться. А потом из темноты зашипел голос, и я догадалась, что сплю, потому что такие злые вещи… Это взаправду быть не может! Голос… Он мне грозил. Угрожал, что если я выйду замуж, то оно, это существо, меня до смерти замучает, изуродует, в могилу живьем закопает…

А потом случилось самое страшное. Свеча вспыхнула и осветила черное видение — чье-то ужасное лицо… Злое. Хотя вроде бы женщина… Она посмотрела на меня и прошипела прямо в лицо: «Смотри! Живой тебя закопаю!» И тут свеча погасла, я снова оказалась в темноте. Лежала, дрожала от страха. Под утро только смогла заснуть… Но знаете, что странно, Николай Андреевич?

— Что? — фальшиво бодрым голосом спросил капитан. Он уже трепетал весь от надвигавшейся на него догадки, но все еще надеялся, что сия чаша минует… Напрасно.

— Вы знаете мой портрет, в моей комнате… Миниатюра в кедровой рамочке, папа три года назад заказывал Содрину? Этот портрет стоит у меня на трюмо. Так вот, на утро он оказался разрезан и разорван в клочья. Я страшно перепугалась. Маменька предположила, что это, может быть, я сама, под воздействием кошмара, встала во сне и порезала свой портрет. Говорят, бывают такие случаи. Называется — лунатизм. Это в Европе лечат… Ах, Николай Андреевич! Неужели это и вправду — я?.. Папенька говорит, что гораздо хуже думать, что это кто-то другой в доме ночью был. Страшнее. Но мне почему-то ужасно неприятно, если это я. Вот. А вам не страшно теперь со мною, Николай Андреевич? — Пелагея Денисьевна смотрела на жениха своего с отчаянием, и в ее глазах дрожали слезы. Цепляясь за девичьи ресницы, в каплях горько-соленой влаги резвились и шалили солнечные зайцы.

* * *

Новая выходка Салтыковой взбесила капитана. Он не сомневался, что Пелагея Панютина никаким лунатизмом не страдала, а привидение, явившееся в ее дом, была проклятая ревнивая вдова.

Она явилась запугивать и угрожать, так же, как приходила к самому Николаю Андреевичу. По счастью, никакого иного вреда мерзкая баба причинить не посмела. Все-таки страх божий ее удерживал. Однако весьма неприятно. Кому хочется испытывать судьбу? И как же прикажете поступать в подобном положении?..

Из всего происшедшего капитан сделал только один практический вывод.

«Дарья бесится, пока я не женился! — решил он. — Значит, надо ускорить свадьбу. После нее ревнивица успокоится. Ведь с законным браком поделать ничего нельзя!» Так и поступили.

Сыграть свадьбу гораздо раньше намеченного срока родители невесты поначалу не соглашались, считая, что это неприлично, но Николай Андреевич сумел всех убедить, что причина вполне уважительна. По необходимости государственной службы ему полагалось отбыть в длительную командировку.

Этим предлогом он и воспользовался.

Свадьбу сыграли в доме невесты; ничего особенно страшного во время церемонии не приключилось. Хотя на другой день после венчания и загорелся овин, стоявший довольно близко к дому, но пожар вовремя потушили, а, поскольку ветра в тот день не было, огонь на дом не перекинулся. Иначе, конечно, много народу могло бы пострадать: кроме молодых и родителей невесты, в здании гостей было со всей округи.

Причастна ли к опасному происшествию ревнивая вдова или нет, Николай Андреевич даже и не думал. Все равно ничего страшного не приключилось, и он, наслаждаясь новыми радостями семейной жизни, искренне надеялся, что злопамятство брошенной любовницы вскоре сойдет на нет. Ненависть — чувство весьма хлопотное и обременительное.

Кроме того, Николай Андреевич с молодой супругой намеревались вскорости отбыть на Брянщину, в село Овстуг, чтобы налаживать хозяйство в имении Пелагеи Денисьевны.

Отъезд все откладывали; утомительные сборы затягивались. А Николаю Андреевичу тайным образом подкинули анонимное письмо с предупреждением.

«Тебя, батюшка Николай Андреевич, хотят убить, — сказано было в письме. — Известное вам лицо, аки волчица рыкающая, алчет смерти тебе и твоей жене. Неоднократно в том попытки деланы, и только милостью Божией и кротостью тех, кого назначили в палачи ваши, вы обое еще до сих пор живы. А в том, что волчица та много народу извела и даже живьем в землю закопала, можешь не сомневаться. Слухи о ней давно идут, что она людоедка, но то неправда, а что лютует без меры — то истинная правда. И если против кого ее гневный взор направится — все равно что указующий перст самой Смерти, и не избежать тому погибели. Жалея же в особенности молодую супругу твою, решились предупредить: готовится на вас покушение в Чернушкином лесу, по дороге к большому тракту. Там устроена засада. Люди ее посланы, чтобы разыграть разбойничье нападение, а на самом деле — чтобы изловить вас обоих и тебя убить, а после все на лихих людей списать. А жену твою она убить не приказывала, а приказала ее похитить. Потому что слышали мы, как похвалялась, что насладится ее смертью и хочет долго пытать «сию разлучницу»; обещалась жечь ей лицо шипцами, рвать волоса и выворачивать члены. В точности так поступила она допрежь с Катериной Семеновой, Федосьей Артамоновой и Аксиньей Яковлевой и многими другими. Те три названнные все были женами кучера ее, Ермолая Ильина, и всех трех она убила, отчего кучер сей едва ума не решился, ибо сам не душегубец, и мочи нет такое зверство терпеть. И о том даже священник в Троицком знает и тоже староста. Но оба скрывают, скрывают, ибо подкуплены и того паче за свою жизнь дрожат.