Темная сторона города - [21]

Джек Бонд был именно из такой породы. Он доставал револьвер четко, легко, но как-то театрально, не торопясь, не дергаясь. Он был ганфайтером до мозга костей, мне кажется. Поэтому его нельзя было убить спереди. Поэтому дыра на уровне сердца в его кожаном жилете располагалась на спине.

А вот про Китти Картер доктор Джонсон ничего не сказал. Первым он осматривал Бонда и выдал заключение через пять минут. Чистое попадание, кольт 38-го калибра, насмерть. Чтобы рассказать про Китти, он позвал к себе троих: старика Картера, Систея и Бака. Бак всегда был очень надежным и логичным человеком, поэтому Систей часто привлекал его к решению мировых проблем.

Но был и четвертый слушатель: я.

– Я не знаю, как это описать, – сказал Джонсон.

– Как есть, – прохрипел Картер.

И Джонсон рассказал все как есть.

Китти Картер изнасиловали перед смертью. Она сопротивлялась, у нее были синяки на запястьях и на ногах, шишка на лбу. После изнасилования убийца задушил девушку. Но не это потрясло доктора. Изнасилования случались довольно часто в солдатской среде, где раньше работал Джонсон (до переезда в нашу глухомань он был военным медиком). Здесь же девушке надрезали вены и аккуратно сцедили кровь. Не всю: часть успела свернуться.

«Возможно, я ошибаюсь, – тихо сказал доктор. – Возможно, душили ее уже после того, как сцедили кровь. У меня нет инструментов и знаний, чтобы это определить».

Старик Картер поднялся с места и спросил: «Это Бонд?»

«Нет, – ответил доктор. – Точно не Бонд. Она умерла на несколько суток позже него».

Вот так все и было. Я не боялся. В отличие от взрослых я верю, что вампиры существуют. И мне казалось, что они в этом замешаны.

Я сижу на берегу озера. Мы называем его морем, потому что до настоящего моря нам никогда не добраться. То есть я, может, и доберусь, а вот большинство жителей городка – нет. Озеро довольно большое. Питьевую воду мы берем, конечно, из колодцев, но для стирки, например, проще пройтись полчаса до озера. Оазис вокруг – небольшой, пара деревьев, и все. Остальное – выжженная прерия.

Я слышу шаги позади. Это Берт Хоспейн. Он, как всегда, улыбчив, в хорошем настроении. Он подходит, молча садится рядом. Протягивает мне тканевый мешочек. Это крекеры мадам Миллер. Она сама когда-то попросила называть ее не «миссис», а «мадам». Мы не возражали. Мне кажется, ей это идет. Только настоящая мадам может так жестоко держать своего муженька под каблуком.

Я зачерпываю крекеров.

– О чем думаешь?

– Ни о чем.

Это разговор взрослого с подростком: он не может быть естественным. Я не могу сказать, что меня тяготит общество Берта, но все же одному мне лучше.

– Какие добрые дела сегодня сделали, мистер Хоспейн? – спрашиваю я, потому что мне неловко сидеть в тишине.

Он усмехается.

– Стойку с Баком подремонтировали. Баннерсу револьвер починил, там курок заедал…

Я не даю ему договорить.

– Вы умеете чинить оружие?

– Я много чего умею. Работал как-то на оружейном заводе.

– А почему у вас нет пистолета?

– Мне не нужен пистолет. У меня нет врагов.

Мне кажется, что в его голосе проскальзывает печаль. Ему грустно от того, что у него нет врагов. Это как в старом анекдоте. Едут два всадника, вдруг мимо них что-то проносится с огромной скоростью. «Это кто?» – спрашивает один. «Неуловимый Джо», – отвечает второй. «А что, его никто не может поймать?» – «Да нет, просто никто его не ловит». Так и тут. Берта никто не ловит. Неуловимый Берт.

– А стрелять вы умеете?

– Немного.

– А вы можете меня научить? Отец отказывается. Он говорит, что я с пистолетом – это конец всему городу.

Берт смеется.

– Может, в какой-то мере он прав. Ну… – он демонстративно думает. – Наверное, я мог бы тебе помочь. Я одолжу револьвер у Баннерса, мы потренируемся немного.

Я знал, что он не откажет. Он и в самом деле никому ни в чем не отказывает, этот странный человек.

Джека Бонда похоронили на городском кладбище, будто он прожил тут всю жизнь. Старик Картер проникся к мертвому ганфайтеру каким-то отцовским чувством, потому что тот разделил судьбу его дочери. Тем не менее цветов на могилу Джека никто не принес, зато их принесли вдоволь на могилу Китти. Даже мой отец, человек строгий и занятой, бросил небольшой букетик, хотя я думал, что он вовсе не придет на похороны.

Берт тогда был совсем новым человеком в городе, но я заметил, что он долго стоял у могилы Китти – даже когда все разошлись. Но самым странным оказалось другое.

Я люблю засунуть нос не в свое дело, это факт. Таким образом я и подслушал монолог доктора на вскрытии Китти. Я просто спрятался наверху и приложил ухо к щели между досками.

Я заметил, что Берт иногда ходит на кладбище – по вечерам, в темноте, когда все уже сидят по домам или отдыхают в салуне. Он отправлялся на кладбище без фонаря, будто прекрасно видел ночью. И в один такой вечер я пошел за ним.

В целом по кладбищу несложно пробираться, особенно при яркой луне. Трава и четкие силуэты крестов, за которые можно ухватиться, если начнешь падать. Я шел тихо и осторожно: фигура Берта маячила впереди. Он остановился. Я догадался, что это могила Китти. Я подобрался ближе и через некоторое время услышал плач. Берт сидел, обняв деревянный крест на могиле погибшей девушки, и рыдал. Послушав его рев еще несколько минут, я отправился домой.