Темная Прага - [4]

Эдвард изумленно посмотрел на Анну, которая продолжала самозабвенно рассказывать дальше историю его тяжелого детства, хоть и родилась на пару веков позже, чем он сам.

Фридрих, казалось, начинал сочувствовать нелегкой судьбе молодого человека, особенно красочно описанной острой на язык Анной.

… А часы немилосердно отсчитывали время.

— Уже три часа! — опомнился, наконец, Фридрих, — дорогая, мы засиделись так поздно, да и ваш брат приехал в столь поздний час.

Анна поцеловала его на ночь, но подняться наверх отказалась.

— Тебе нужно отдыхать, — заботливо произнес он, — ты сама не своя последние дни.

Девушка выдавила улыбку, заверив Фридриха, что с ней все в порядке, но спать она не хочет.

* * *

Тоскливая сентябрьская ночь тянулась бесконечно. Создания Тьмы жили своей жизнью, создания Света ждали восхода солнца.

Холодный ветер бесновался в кронах столетних вязов, выстроившихся вдоль подъездной дороги поместья Анны Варвик; облетал каменное здание, увитое побегами страстоцвета, так буйно цветшими летом, а теперь — увядшими и повисшими безжизненными плетьми; бился в окна, будто умоляя впустить в дом… Находя малейшую щелку между оконными рамами и тяжелыми ставнями, запертыми на ночь, проносился через прихожие и коридоры, между бархатными и легкими тюлевыми занавесками, подметал пыль на лестницах и стихал, приглушенный пустотой и безжизненностью поместья.

В трубе загудело, пламя взметнулось, вырываясь из широкого очага на кухне. Когда кухарка с кочергой в руках нагнулась, чтобы поправить угли, услышала звук подъезжающего экипажа на подъездной аллее.

Хозяйка вернулась. Со времени смерти его предыдущей хозяйки поместье стояло пустым, и лишь в начале сентября пани графиня Анна Варвик почтила его своим приездом, а позже появился и герцог фон Валленштайн, ее будущий супруг, часто остававшийся у нее.

Горничная Мартина Новачек, пытающаяся не уснуть за вышиванием перед очагом, решила оставить сон до лучших времен. Это была совсем еще молоденькая хорошенькая девушка, родившаяся и прожившая всю свою недолгую жизнь в Праге. Ее отец был шляпник, а мать — портниха-белошвейка. Дела семьи Новачек шли ни шатко ни валко, хотя одно время они даже держали собственную лавку, но пятеро детей — многовато для семьи ремесленника. Мартина, старшая из дочерей, рано начала работать, сначала помогая матери со штопкой белья для господ, а позже, когда настали неудачные времена, отправилась к тетке Мадлен в поместье графини Варвик.

Она знала, что именно карета герцога, украшенная старинным иностранным гербом, остановилась возле парадного. Знала, что кучер Йиржи — восьмидесятилетний сгорбленный старик — уже поспешил навстречу господам с зажженным фонарем, чтобы позаботиться о лошадях и упряжи.

«Вы можете не замечать нас, — подумала девушка, бросаясь в прихожую зажигать свечи и принимать плащи герцога и его нареченной, — но мы все равно есть. Можете утверждать, что „отослали всех слуг“, но мы будем здесь, рядом. Хотя бы один кучер и одна горничная должны оставаться. Ведь огонь должен гореть, а в умывальниках быть чистая холодная вода…».

Казалось бы, приезд хозяйки, по слухам — молодой и симпатичной светской дамы, должен был оживить мрачноватый дом, наполнить его гостями, смехом и светом, но Анна все чаще отпускала прислугу то под предлогом сельского праздника, а то все и вовсе без предлога. Это еще больше омрачило поместье, и по вечерам на кухне горничные, кухарки, конюхи обсуждали теперь не только хозяев и соседей, но и рассказывали жуткие истории, от которых с чувствительными девушками даже случались обмороки.

«Чует мое сердце, нечисто что-то в этом доме, — говорила тетушка Мадлен, всплескивая руками, — надо бы в церковь сходить, святого отца позвать, да все углы дома святой водой побрызгать — освятить…».

И только старый Йиржи, всю свою жизнь прослуживший в поместье и помнящий еще прежних хозяев молодыми, помалкивал, да ворчал потихоньку…

Мартина вздрогнула — кажется, хлопнула тяжелая парадная дверь — будто от ветра. Но господа уже давно вошли в дом. Что за полуночного гостя принесла непогода?

Оправляя на ходу белый фартук и золотисто-каштановые волосы, двумя косами лежащие вокруг головы, девушка поднялась с круглого деревянного табурета и вновь зажгла высокую белую свечу в медном подсвечнике от приветливо мерцающих углей в очаге. Хорошая горничная — эта та, которую не приходится долго звать.

Гость был красив и статен, темноволос и в свете свечи бледен, как алебастр. У него не было ни экипажа, ни плаща, который надо было повесить. Поднимаясь по скрипучей лестнице на второй этаж, чтобы показать приезжему комнату для гостей, Мартина постоянно ощущала на себе его взгляд.

«Иногда молодые дворяне любят развлечься со служанками, — напомнила себе девушка, — но этот явно не того сорта…».

Где-то в доме стукнула ставня. Скрипнула дверь или половица — большой дом был полон звуков. Из гостиной доносились голоса герцога и хозяйки.

Скорее бы закончилась холодная ночь, и наступило утро. Тогда, возможно, все вновь станет, как раньше.

* * *

Это небольшое поместье в предместье Праги было выкуплено молодой четой Сэнж в 1841 году, как только они прибыли с дипломатической миссией в Австрийскую империю. Сэр Джонатан Сэнж, тогда еще совсем молодой человек, состоял в дипломатическом корпусе Британии и был послан в составе нового консульства сначала в столицу Австрийской империи, но уже спустя пару лет его повысили в должности и отправили из Вены в провинцию королевства Богемия. Здесь он и обосновался со своей молодой женой, которая приехала с ним из Англии.