Темная охота - [17]

Эта такая обида, когда человек ничего не понимает вокруг себя, а все остальные видят его насквозь. Но еще горше, когда привыкаешь к этому, когда найдешь даже радость в таком понимании, и вдруг окажется, что все вокруг притворялись, что они тоже ничего не видели и не понимали.

Вдруг захохотал помесенок, захохотал басом, совершенно как человек, и Виктору показалось, что все остальные вокруг еле сдерживают смех, сжимают черные губы и лица прячут в ладонях, чтобы не показать не вовремя, как им смешно.

Но хохот оборвался, и все стихло, и через минуту раздался храп Базила. Костер уже ничего не освещал, превратился в тусклую темно-красную кляксу. Охотник, наконец, закончил свои натирания и пошел к выходу, где уже рокотала страшная уальская ночь. Он шел медленно, важно, торжественно, будто плыл, и чем дальше уходил он от костра, тем сильней светилось его раскоряченное, непривычной формы тело.

Многое останется для Виктора тайной. Он так и не узнает, что бончарцы были все-таки рядом, полсотни человек находилось всего в нескольких метрах от него. Он не узнает, что Норы обычно состоят из множества пещер, что в одной из них сидели те, кого он искал, и Омар был там, и Паула. Еще не костер, еще светильники и мощные фонари, еще со своим скарбом, но уже вместе, в одном большом зале. Каждый занимался своим делом, и, казалось, никто не заметил его прихода.

Он не узнает также, почему Базил выдавал себя за пеула. А все объяснялось очень просто: по обычаю каждый, кто приходит к пеулам жить, получает новое имя, новых родителей и новое прошлое, а свою прежнюю жизнь забывает. Своего рода ритуал.

Ничего не узнает он об Омаре, ничего в нем не поймет, для Виктора странным будет этот последний вызов по воксу, после ночевки в Норе.

Он возвращался утром к поселку, а помесенок, приставленный показывать дорогу, опять милый и любопытный, все бегал вокруг него и по всякому поводу растягивал рот в добродушнейшей улыбке, словно хотел сказать: ты, мол, не обижайся за вчерашнее, мало ли что бывает, вообще-то я не такой уж и урод, могу быть очень даже приятным.

И вот — тихий голос, почти шепот, непонятно откуда в замершем холодном лесу. Помесенок заверещал что-то, запрыгал. Виктор остановился, завертел головой — не сразу понял, что вокс.

— Вик!

Никто не звал его так на Уале. Кроме Паулы. Виктор остановился, жадно глядя на плоскую коробочку.

— Да. Я слушаю. Кто это?

— Как он кричал, Вик, как он кричал!

— Это ты, Омар?

— Да. Я хочу сказать… я хочу, чтобы ты передал своим, что… ну, в общем, все у нас в порядке, чтобы они к нам не совались больше, что я, Омар, проклинаю их и желаю им всего наихудшего. Вот так.

— Ты где?

Никогда Омар не разговаривал так ни с ним, ни с кем бы то ни было на Уале. Он всегда был очень замкнут.

— Ты где, Омар?

— Я его сам. Никому не дал. Ритуал устроил. Пеульский. Они называют — гуффау. У них ведь тоже суд есть, ты и не знал, вы никто пеулов не знаете, даже бончарцы и те… К пеулам надо серьезно.

— Омар, ты где? Нам надо поговорить. Как тебя найти?

— Не ищи. Уходи отсюда и больше не возвращайся. А то и тебя тоже… Ты хороший человек, но ты Землею отравлен. Не нужен ты здесь.

— Это ты приказал, чтобы со мною не говорили?

— В общем, да. Здесь все сложнее. Объяснять надо. Лень. Столько крови хлестало, я и не ожидал, у здешней живности куда меньше крови, чем у людей.

— Омар!

— Передай им обязательно. Главное, пусть не суются. Так и передай, Омар, мол проклинать просил.

Что ни человек на этой Уале, то сумасшедший, — подумал Виктор.

— Но почему?

— Долго объяснять. Не поймешь. У вас ведь там все так устроено, чтобы человек, не дай бог, плохих своих качеств не проявил. Да и я сам сколько раз видел. Мол, любое преступление провоцируется обстоятельствами, ведь так? Значит, надо обстоятельства подправить, чтобы они не провоцировали. Свободные вы там — что хочу, то и делаю. Только вот хотения ваши… по ниточке. Все вы мякиши, ни на кого надеяться нельзя, ведь вам и не надо ни на кого надеяться там, на Земле, вы и так проживете.

— Все это я слышал, — поморщился Виктор.

— Ну да, обычные космоломные бредни. Знаю. Так передашь?

— Где Паула?

— Она его защищала. Рядом стояла. Оттолкнули ее, а его… Я кричу — не троньте его, погодите…

— Что с ней?

— Ничего с ней. Все хорошо с ней. Я ведь почему ритуал устроил? Для пышности. Если чувствуешь, что сфальшивить можешь, все в ритуал превращай. Великая вещь. Полезная. Красивая даже.

— Я хочу с ней поговорить. Где она?

— Ничего ты не хочешь, врешь ты. Он так орал. Это хуже всего, когда человек от такой боли орет. Страшнее и не придумаешь. А его по всем правилам. Даже танец. А как же? А из него кровища.

— Омар, я все понимаю, но…

— Видишь, какая ты мерзость отравленная. Ты ведь врешь, что понял, ты и не слушал меня, но тебе все равно, можешь и с убийцей дела устраивать. Паулу я тебе не отдам. Убирайся.

— Я вот сейчас не поеду никуда, тебя разыщу, и тогда ты за свои слова…

— Тебя убьют, не ходи. Тебе одна дорога — на Землю. Самое-то страшное знаешь что? Я ведь тоже отравлен. Я ведь думал — Косматого уберу и все только начнется. А все кончилось. Даже человека убить не могу.