Темная охота - [16]

— Плохо понымау, — сказал он из темноты, — говора нэ быстра.

— Собака ты! — крикнул в сердцах Виктор. — Скотина последняя! Я тебя как человека прошу, мы же друзьями были — скажи, где Паула?

— Нэ знау, — сокрушенно ответил Базил. — Нэ выжу, нэ слышу. Тэмноа. Глубокоа. Бэдны, стары, болны, паула. Обыдыла.

Последние слова Базил произнес даже с удовольствием, видно, ему очень нравилась его роль, а этого-то Виктор никак не мог выдержать. Он оставил Базила, бросился к костру, схватил пылающую ветку, нет, все равно темно будет, бросил, заорал во все горло:

— Хозяин! Где Хозяин?

Тот появился сразу же, будто только и ждал, когда его позовут.

— Значит, говоришь, нет здесь людей?

— Нэту, нэту, ныкого нэту, — затараторил старик.

— Э-э, что с тобой говорить. Темно. Света, Хозяин!

— Спат нада. Свэта нэ нада. Устала.

Он сделал быстрое движение рукой, пытаясь спрятать что-то под шкуру. Фонарик! Но Виктор его опередил.

— Врешь! Вот он! — выхватил у него фонарик, обернулся в темноту.

— Ну, где ты, Базил?

Луч высветил на стене большую фотографию, изрядно подпорченную (три пеула на огромной слоноподобной туше), чиркнул по обнаженному лоснящемуся телу (какой-то охотник флегматично натирался светящейся мазью перед темной охотой), пробежал по ряду кошмарных синих рож и наконец уперся в Базила.

— А-а-а! — закричал Виктор.

Базил сидел в своем любимом кресле под горностая. Он закрывал лицо ладонью и, щурясь, смотрел на Виктора с прежним благожелательным выражением.

Лавируя между телами, Виктор подбежал к нему.

— Ну, все? — сказал он, хрипло дыша, как после долгого бега. — Поигрались?

— Нэ понымау, — широко ухмыльнулся Базил.

— Но я же узнал тебя, узнал! Что тебе еще надо?

— Бэдны, стары, болны паула, — умильно подняв колбаски бровей, нараспев произнес Базил полюбившиеся слова. — Папа лудуа мама паула. Помэсэнэ.

— Но ты же врешь, врешь! Мне-то зачем? Что я тебе-то плохого сделал?

— Нэ знау, — чуть удивленно ответил тот, но по лицу его было видно, что хотел он сказать совершенно другое, мол, чего ты, парень, брось, не принимай так близко к сердцу, мне и самому немного не по себе, а если правду, так и очень не по себе, давай лучше о чем-нибудь другом поговорим.

— Не знаешь. Ну хорошо, я… не остался с вами но ведь, Базильчик, миленький, ведь ничего бы не изменилось! Уходить надо было отсюда, уходить!

Толстяк молчал. По лицу его еще блуждала доброжелательная улыбка, но глаза растерянно моргали.

— Нэ понымау, — тихо сказал он.

— Чего ты не понимаешь, чего?

Базил совсем уже растерянно оглянулся.

— A-а, я понял! — Виктор хлопнул себя по лбу. — Ну да, конечно, ведь ты не можешь быть здесь один, здесь еще кто-то, и жена твоя и… и еще кто-нибудь, ну конечно, конечно, ты их просто боишься!

— Нэ понымау, што говора. Паула глупы, лудуа умны, да?

Но Виктор уже не слушал.

— Конечно, конечно, — как в лихорадке бормотал он, шаря лучом по Норе. — Где-то здесь, где-то… Стой! Вот он!

Луч наткнулся на чью-то спину, которая вне всяких сомнений могла принадлежать только человеку. Спина напряглась.

— Ну-ка, повернись, повернись, дорогой, ну-ка?

Человек не поворачивался. Виктор уже шагал к нему. Пеулы недовольно переговаривались, но не мешали. Охотник все так же флегматично натирал себя мазью.

Человек словно не слышал.

— И ты тоже боишься. Да что же я вам враг, что ли?

Виктор подошел к нему вплотную и, вглядевшись, увидел, что человек этот стоит на коленях, прижимаясь к влажным бревнам стены. Поза была неестественна, так нелепа, что Виктор испугался. Уже без прежней решимости он осторожно тронул рукой плечо человека, а тот вдруг завопил хрипло и мгновенно повернулся к нему. Виктор тоже закричал и отпрянул.

На него смотрел помесенок, тот карлик, что вертелся рядом во время беседы с Хозяином Норы. Теперь ничего приятного не было в этом сумасшедшем злобном лице. Карлик был тоже испуган. Он собирался дорого продать свою жизнь.

— Дынкэ, Дынкэ, — послышался из темноты успокаивающий голос Хозяина.

Виктор досадливо махнул рукой.

— Нет, не то! Неважно!

Он стал спиной к помесенку и, рисуя лучом фонаря трясущиеся узоры, заговорил. Он обмирал от злости и ощущения нереальности происходящего. Он говорил горько, с болью, не особенно подбирая слова:

— Все равно вы здесь, слушайте, слушайте, вы, идиоты, скоты паршивые. Молодой-то был прав, Лисенок-то! На что вы пошли и ради чего, вы хоть на секунду задумались? — Он выговаривал им все то, что хотел сказать Косматому и Пауле, но не сказал почему-то, все, все, что он о них думал, он не слишком уверен был в своей правоте, но ему было все равно, он проклинал их нежелание говорить, их дурацкое высокомерие, ведь не предатель же он, в самом деле!

Он понимал, что смешон, но ничего поделать с собой не мог. Он должен был высказать все. Мелькнуло— схожу с ума.

И тогда он опять побежал к Базилу. Он тряс его за плечи и чуть не плакал.

— Где Паула, ты только скажи, где она, и больше мне ничего не надо. Черт с вами, с вашими обидами, ничего вы не понимаете. Где Паула, Паула где?

Все, все вокруг было чужим, даже свои.

— Нэ знау, — равнодушно и мрачно и уже без всякого дружелюбия в голосе заявил, наконец, Базил.