Темная материя - [10]

Шрифт
Интервал

— Ну, вперед, топай уж, квантопод! — подгоняет он и радуется, что Оскар засмеялся.

Став двухголовым существом с одной парой ног, они вперевалку направляются к столу.

— Кстати, у меня кое-что для тебя есть, — через плечо говорит Оскар Себастьяну. — Я официально бросаю тебе перчатку.

Он делает с Лиамом еще один круг возле стола и по знаку Майки, которая зажигает свечи, усаживается на указанный ею стул, хотя, конечно, и сам давно знает, где ему следует сесть.

— Перчатку! — бормочет задержавшийся у окна Себастьян. — И я даже знаю, кто из нас будет выбирать оружие.

Глядя на кроны каштанов, в которых расчирикались воробьи, он подумал: интересно, что получится, если записать их чириканье на пленку и затем проиграть ее задом наперед, — не возникнут ли из птичьего щебета человеческие слова? Бесконечный поток речи. По роману в день на каждого воробья.

5

Вытянув загорелые руки, на которых виден светлый след от спортивной футболки с короткими рукавами, Майка накладывает на тарелки рукколу из большой миски. Подув на свисающую прядь, она убирает ее со лба, чтобы кинуть Оскару умоляющий взгляд.

— Как там у тебя? — спрашивает она. — Что поделывает ускоритель частиц?

— Да ну его, Майк!

С первой же встречи Оскар напрочь отверг окончание ее имени и с тех пор придерживается укороченной формы. Каждый раз, когда они встречаются глазами, на лицах Майки и Оскара вспыхивает дразнящая усмешка, в которой нечаянный зритель, пожалуй, мог бы усмотреть тайный знак взаимной влюбленности.

— Ты же знаешь, что мне потребовалось десять лет, чтобы привыкнуть к твоему существованию на Земле Бора.

— А что это — бор? — влезает с вопросом Лиам.

— Великий физик, — отвечает Оскар. — Земля принадлежит тому, кто может ее объяснить. — Он прикладывает палец к носу, словно ему нужно нажать на особую кнопку, которая вернет его к начатой теме. Успешно осуществив желаемое, он кивает на Майку. — Уж коли ты есть при Себастьяне, думал я когда-то, то могла бы и присмотреть за ним. И что же? Ты совершенно не справилась с этой задачей! Он у тебя осрамился на виду всей читающей публики!

Майка пожимает левым плечом, как всегда, когда теряется.

— Ну садись же, — говорит она подошедшему к столу Себастьяну, между тем как Оскар поглядывает на Майку с таким выражением, словно знает про нее что-то очень смешное и только из вежливости не рассказывает.

Прежде чем подвинуть себе стул и сесть, Себастьян поправляет на Майкином плече лямочку и приглаживает ей сзади волосы. В присутствии Оскара он дотрагивается до нее чаще обычного. Он сердится на себя за то, что так делает, однако не может удержаться. Сейчас ему даже хочется, чтобы она поставила салатницу и отошла бы к окну. Пускай Оскар увидит, как светится в солнечных лучах пушок у нее на щеках и, словно на экране, высвечивается под платьем силуэт ее тела. Пускай Оскар видит, какое Майка редкое и завидное сокровище, которое требуется стеречь. Мысли эти кажутся ему отвратительными, и еще отвратительнее то, что Майка, словно не замечая его изменившегося поведения, кокетливо стреляет глазками и разговаривает голосом, на пол-октавы выше обычного.

— Начинайте!

Оскар, приподнимая локти, раскладывает на коленях салфетку точно тем же жестом, каким раньше, садясь на стул, расправлял фалды визитки.

— Между прочим, — подчеркнуто произносит Себастьян, обозначая начало новой темы, — мой спор с Оскаром касается актуальнейшего вопроса.

— Очень удачно для вас. — Майка с помощью ножа и вилки сгибает листики салата в аккуратный сверточек. — Раз так, то, возможно, найдутся люди, которые понимают, о чем идет речь.

— Я бы, скорее, сказал, что это избитая тема, — комментирует Оскар.

— Вовсе нет, — не соглашается Себастьян. — В конечном счете речь идет о науке и морали. Вечно живая тема. Вспомни хотя бы недавний медицинский скандал.

— Ничего о нем не слыхал.

— В университетской клинике люди погибают во время операции от кровотечения. Последовало обращение в прокуратуру: в клинике якобы применялись неразрешенные медикаменты, уменьшающие свертываемость крови.

— Ну конечно! Этот ваш фрейбургский Менгеле! — Оскар легонько прикасается салфеткой к губам. — Даже быдло в поезде об этом судачит.

— Что такое менгеле? — спрашивает Лиам, который в схватке с салатом не расправился еще ни с одним противником.

— Это сейчас к делу не относится, — торопливо вмешивается в разговор Майка.

— Если к делу не относится, значит, это о сексе или о нацистах! — петушком восклицает Лиам.

— Поменьше умничай! — говорит Майка.

Лиам тотчас же кидает на стол вилку:

— Нацисты натягивали через дорогу железные тросы, чтобы американцам в открытой легковушке отрезало головы. По телевизору показывали.

— Займись лучше брокколи! — говорит Себастьян.

— Это руккола, — поправляет Майка.

— Не думаю, чтобы там экспериментировали над пациентами, — продолжает Себастьян, стараясь поддержать разговор. — Фарминдустрия не посмела бы проводить эксперименты при той шумихе, какая поднялась в прессе…

— Нам непременно нужно сейчас обсуждать эту тему? — перебивает Майка.

Оскар удивленно вскидывает голову:

— Ca va[11] Майк?

— Мама знает убийцу! — громко заявляет Лиам.


Еще от автора Юли Цее
Орлы и ангелы

Юли Цее — молодая, но уже именитая немецкая писательница. Ее первый роман «Орлы и ангелы» был удостоен Немецкой книжной премии 2001 года за лучший дебют и получил не меньше десятка других европейских наград. Сейчас Цее автор четырех романов, ее произведения переведены на тридцать пять языков.Герой дебютного романа Цее, талантливый юрист-международник Макс, чем-то напоминающий персонажей Генриха Бёлля и Гюнтера Грасса, переживает страшное потрясение: его возлюбленная застрелилась в тот момент, когда он говорил с ней по телефону.


Подаренный час

Опубликованы в журнале "Иностранная литература" № 11, 2004Из рубрики "Авторы номера"...Публикуемый рассказ Die geschenkte Stunde взят из сборника Лучшие немецкие рассказы. 2002 [Beste deutsche Erzähler. 2002. Stuttgart München: Deutsche Verlags-Anstalt, 2002].


Рекомендуем почитать
Записки гаишника

Эта книга перевернет ваше представление о людях в форме с ног на голову, расскажет о том, какие гаишники на самом деле, предложит вам отпущение грехов и, мы надеемся, научит чему-то новому.Гаишников все ненавидят. Их работа ассоциируется со взятками, обманом и подставами. Если бы вы откладывали по рублю каждый раз, когда посылаете в их адрес проклятье – вслух, сквозь зубы или про себя, – могли бы уже давно скопить себе на новую тачку.Есть отличная русская пословица, которая гласит: «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива».


Книга 1. Сказка будет жить долго

Чем старше становилась Аделаида, тем жизнь ей казалась всё менее безоблачной и всё менее понятной. В самом Городе, где она жила, оказывается, нормы союзного законодательства практически не учитывались, Уголовный кодекс, так сказать, был не в почёте. Скорее всего, большая часть населения о его существовании вовсе не подозревала. Зато были свои законы, обычаи, правила, оставленные, видимо, ещё Тамерланом в качестве бартера за городские руины…


Кровавая пасть Югры

О прозе можно сказать и так: есть проза, в которой герои воображённые, а есть проза, в которой герои нынешние, реальные, в реальных обстоятельствах. Если проза хорошая, те и другие герои – живые. Настолько живые, что воображённые вступают в контакт с вообразившим их автором. Казалось бы, с реально живыми героями проще. Ан нет! Их самих, со всеми их поступками, бедами, радостями и чаяниями, насморками и родинками надо загонять в рамки жанра. Только таким образом проза, условно названная нами «почти документальной», может сравниться с прозой условно «воображённой».Зачем такая длинная преамбула? А затем, что даже небольшая повесть В.Граждана «Кровавая пасть Югры» – это как раз образец той почти документальной прозы, которая не уступает воображённой.Повесть – остросюжетная в первоначальном смысле этого определения, с волками, стужей, зеками и вертухаями, с атмосферой Заполярья, с прямой речью, великолепно применяемой автором.А в большинстве рассказы Валерия Граждана, в прошлом подводника, они о тех, реально живущих \служивших\ на атомных субмаринах, боевых кораблях, где героизм – быт, а юмор – та дополнительная составляющая быта, без которой – амба!Автор этой краткой рецензии убеждён, что издание прозы Валерия Граждана весьма и весьма желательно, ибо эта проза по сути попытка стереть модные экивоки с понятия «патриотизм», попытка помочь россиянам полнее осознать себя здоровой, героической и весёлой нацией.Виталий Масюков – член Союза писателей России.


Путешествие в Закудыкино

Роман о ЛЮБВИ, но не любовный роман. Он о Любви к Отчизне, о Любви к Богу и, конечно же, о Любви к Женщине, без которой ни Родину, ни Бога Любить по-настоящему невозможно. Это также повествование о ВЕРЕ – об осуществлении ожидаемого и утверждении в реальности невидимого, непознаваемого. О вере в силу русского духа, в Русского человека. Жанр произведения можно было бы отнести к социальной фантастике. Хотя ничего фантастичного, нереального, не способного произойти в действительности, в нём нет. Скорее это фантазийная, даже несколько авантюрная реальность, не вопрошающая в недоумении – было или не было, но утверждающая положительно – а ведь могло бы быть.


Долгий путь домой

Если вам кто-то скажет, что не в деньгах счастье, немедленно смотрите ему в глаза. взгляд у сказавшего обязательно станет задумчивый, туманный такой… Это он о деньгах задумается. и правильно сделает. как можно это утверждать, если денег у тебя никогда не было? не говоря уже о том, что счастье без денег – это вообще что-то такое… непонятное. Герой нашей повести, потеряв всех и всё, одинокий и нищий, нечаянно стал обладателем двух миллионов евро. и – понеслось, провались они пропадом, эти деньги. как всё было – читайте повесть.


Ночной гость

Рут живет одна в домике у моря, ее взрослые сыновья давно разъехались. Но однажды у нее на пороге появляется решительная незнакомка, будто принесенная самой стихией. Фрида утверждает, что пришла позаботиться о Рут, дать ей то, чего она лишена. Рут впускает ее в дом. Каждую ночь Рут слышит, как вокруг дома бродит тигр. Она знает, что джунгли далеко, и все равно каждую ночь слышит тигра. Почему ей с такой остротой вспоминается детство на Фиджи? Может ли она доверять Фриде, занимающей все больше места в ее жизни? И может ли доверять себе? Впервые на русском.