Темная гора - [24]

В одном месте лаз расширялся, перейдя в большую пещеру. В противоположном углу виднелась черная дыра, а у дыры, встав на одно колено, кто-то целился в нас из метателя. Седовласый прошел вперед и что-то шепнул стражу. Тот кивнул и отвел в сторону огневой раструб.

Меня подтолкнули к дыре. В мечущемся свете факела я заметил, что страж прислонился к грубо обтесанному куску известняка. Неумелый скульптор попытался вырезать на нем сегменты и сочленения, но вышло так плохо, что в другом месте это могли счесть оскорблением достоинства менторов.

Вот тут я понял, куда и к кому меня ведут, ноги мои подогнулись, а в глазах помутилось. Все страхи, что были до того, исчезли, потому что беспредельный ужас поглотил их.

Меня успел поддержать Чопур.

— Что, страшно? — шепнул он.

В голосе его не было злорадства.

Прошли в другую пещеру, гораздо большую, чем первая. От сильного мускусного запаха глаза слезились, а пока я протирал их, в пещеру влезли все остальные. Здесь не было нужды в факелах или светильниках, потому что стены были покрыты рисунками, излучающими слабый красный свет. Огромные изображения зверей и насекомых, причем многих соратников я просто не узнал — количество ног и челюстей не могло принадлежать ни большим, ни малым, а некоторые были наполовину животными, наполовину соратниками. Огромный ментор в углу был изображен…

Нет, это не рисунок! Сердце мое словно сжала холодная рука, а желудок, наверно, свернулся в кулак. За все мои годы только два раза пришлось воочию узреть Ментора. Первый раз — когда после детского дома возвращался в лоно семьи, второй — когда посвящали в механики звездных машин. Детские воспоминания смазались, помню лишь, как мимо растерянных детишек скользнул огромный соратник, выше всех воспитателей, а потом одного из малышей увели радостные воспитатели — их подопечный удостоился перевода в Троаду. А во время посвящения все было по-другому — нас ввели в зал, сияющий от начищенной позолоты светильников, и там в окружении служителей на большом помосте возвышался Ментор всей Ахеиды и Аттики. Со своими одногодками на краткий миг ощутил я тогда невыразимое слияние…

Теперь же сам Безумный Ментор заполучил меня, и живым точно не уйти. Неодолимая сила потащила меня вперед. Это не было похоже на радостное единение, грубая сила невидимой рукой больно толкала в спину, отзываясь мучительной болью в позвоночнике и щекоткой в голове.

И вот я стою перед Ментором, без страха рассматривая его огромное тело и даже пытаюсь сосчитать сегменты и сочленения, покрытые редкими шипами. Я понимал, что спокойствие мое неестественно и наведено Ментором, но это тоже не пугало. Ментор был нездоров — его хитиновая оболочка во многих местах было словно изъедена, зеленоватые пятна, как лишайник, расползлись по коричневой броне панциря, а антенны свисали дрябло и — я бы сказал — уныло.

«Болезнь — конец — скоро» — прозвучал в моей голове бессловесный голос Ментора.

— Он говорит с ним! — воскликнул кто-то.

Не оборачиваясь, я словно увидел не своими глазами, как все, кто был в пещере, встали полукругом и склонились в поклоне, протянув вперед руки. Они приветствовали человека в мятом хитоне, застывшего как изваяние. Человеком этим был я, и это зрелище меня не изумило. Потом кто-то во мне будто сморгнул, и я вновь ощутил себя перед Ментором, а что происходит позади, теперь было неведомо.

«Смотреть — слушать — говорить» — возникли новые слова Ментора.

Хоть я и пребывал в некотором оцепенении, заморозившем все мои чувства, слабое удивление все же посетило меня. Слова в голове всплывали как пузыри в вязкой смоле, медленно, одно за другим набухая и лопаясь. Тогда как Менторы, воплощение мудрости и вековечные наставники наши, искони отличались красноречием — достаточно вспомнить любое изречение из Установления.

«Болезнь — говорить — плохо» — услышал я, а потом, немного погодя, безликий голос наполнился силой и густотой: «Впрочем, близость смерти не повод для косноязычия. Приблизься ко мне и раскрой свой разум добровольно, поскольку он и так раскрыт, подобно пустому свитку?»

Большой смоляной пузырь, разбухающий в мутной глубине, внезапно лопнул, черные брызги засверкали обилием цветов, из которых множеству я не знал названия, а игра света соткалась в причудливый цветок, что рос над зеленым миром, полным людей и городов. Я парил, бестелесный, над облаками, их края были словно обведены кистью художника, палитра которого составлена из всех оттенков золотого. Я стоял на вершине горы, выше всех гор, возвышаясь над плоскими облаками, и видел в небе свое отражение. Гора превратилась в звездную машину, тяги запели цикадами песню великого перехода, истекающий маслом конус вращался, словно танцор в халате из блестящего шелка, а вымбовка в моей руке превратилась в жезл власти, усыпанный красными и зелеными камнями… Потом я оказываюсь в башне пауков, но это не пугает. Напротив, смех душит меня, потому что теперь я нахожусь в сердцевине гигантского стеклянного цилиндра и пронзаю его в полете, оставив за собой клочья разлетающейся во все стороны паутины. Лечу вверх, а на встречу, как в зеркале, падает некто, очень похожий на меня, но не я…