Телзи Амбердон - [129]

Как только она вернется к беззаботной анонимной жизни в системах Ядра, это отравленное семя, этот порочный отпрыск людоеда умрет, не родившись. Жуткая жажда существования на своих условиях, продемонстрированная Фрейзером и Старшефом, здорово предостерегала от желания повторить этот кошмар.

Хотя Лейн поймала себя на мысли, что было в этом что-то изначально прискорбное, в этой самозабвенной чужеродной слепоте к гуманитарным ценностям. Она поежилась.

Вентилятор в соседней комнате отключился с резким щелчком.

— Конечно, ребенок должен умереть! — услышала она произнесенные вслух в тишине станции свои слова.

Вероятно, чересчур громко…

После этого тишину больше ничто не тревожило. Новые мысли стали наполнять Лейн, пока она сидела, размышляя о грустной судьбе матери Фрейзера.

ЗВЕЗДНЫЕ ГИАЦИНТЫ [7]

Два потерпевших крушение космических корабля покоились почти бок о бок у подножия горы близ узкого глубокого залива обширного озера.

Единственный человек на планете сидел на скальном выступе тремя километрами выше по горе, задумчиво глядя на корабельные остовы. Это был крупный мужчина в аккуратно залатанной корабельной униформе. У него были чистые руки, лицо гладко выбрито. Традиционно для человека, потерпевшего кораблекрушение, с ним было два приобретения: массивный охотничий лук, прислоненный к скале, и скакавший у его ног младший представитель класса животных, эквивалентного птицам для этой планеты. Это было создание размером с дрозда с желтыми глазками и бойким нравом. Из круглой головки торчал короткий, трубкообразный клюв, окаймленный маленькими острыми зубами. Круглые узловатые наросты на кончиках длинных пальцев защищали втягивающиеся когти, пока птица скакала туда-сюда между человеком и его луком, быстро подрагивая крыльями, прежде чем развернуться на сто восемьдесят градусов. Наконец она остановилась перед человеком и вытянула шею, чтобы привлечь его внимание.

Он оторвался от раздумий, и раздраженно взглянул на птицу.

— Не сейчас, Птаха, — сказал он. — Помолчи!

Взгляд человека вернулся к двум кораблям, затем быстро прошелся вдоль возвышавшейся гряды небольших вулканических конусов по другую сторону озера, и поднялся к безоблачному голубому небосводу. Потом, щурясь, обыскал залитый солнцем пустой небосвод над головой. Если чей-то корабль когда-нибудь прилетит сюда, то, обнаружив два места крушения своими детекторами, парить над поверхностью планеты не станет.

Птаха громко и жалобно свистнула.

— Заткнись, глупая! — велел он.

Он залез во внутренний карман куртки, вытащил маленькую вещицу, завернутую в лоскут кожи, и развернул его.

И та лежала на его сложенной лодочкой ладони, сверкая великолепием двух десятков бриллиантов, и словно вспыхивая яростным огнем всех цветов спектра с каждой полированной грани, ничуть не умаляя чистого фиолетового свечения, из-за которого звездный гиацинт невозможно было подделать, а, увидев хотя бы однажды, позабыть. Прекраснейший из драгоценных камней, редчайший, и больше всех ценимый. Человек, потерпевший кораблекрушение, смотрел на него несколько долгих секунд, дыхание его участилось, а рука начала дрожать. Наконец он снова завернул кусочек невероятного минерала в кожу, и тщательно убрал обратно в карман.

Когда он вновь огляделся, залитый солнцем воздух словно прояснился, а краски озера и земли стали ярче и живее. Раз в течение короткого дня на этой планете, но не чаще, он позволял себе взглянуть на звездный гиацинт. Это стало ритуалом, которого он придерживался вот уже шесть лет почти с религиозной строгостью, сохранявшим его рассудок более ясным, чем он уже вряд ли когда-нибудь будет.

Возможно, думал он иногда, ему не сойти с ума до тех пор, пока сюда наконец не прилетит третий корабль. А потом…

Третий корабль в этот момент был в пути, еще приблизительно в пяти часах лета от этой системы. Это был небольшой корабль с узкими, лихими обводами — маленький бойкий спидстер, безмятежно скользивший без ускорения в подпространстве.

А вот на борту корабля все было не так уж безмятежно.

* * *

Девушка дралась умело, но против флотского детины с бычьей шеей, прижавшего ее узкой спиной к стене, умение помогало не шибко.

У входа в полузатемненный отсек управления спидстером Вэлан Дэсинджер помедлил в мимолетной нерешительности. Весьма вероятно, что происходившая здесь потасовка совершенно его не касалась. У народа кочующих Независимых Флотов были собственные обычаи и нравы, и вмешательство в их внутренние дела невежественных обитателей планет всегда вызывало возмущение. Насколько Дэсинджер знал, их пилоту — голубоглазой девушке — нравилось периодически вздорить с сиволапыми членами своего экипажа. Если все это происходило не всерьез…

Он услыхал, как мужчина что-то рявкнул на жаргоне Флота Виллата, сопроводив сентенцию крепким ударом кулака девушке в бок. Удар был нешуточный, а ее резкий болезненный вдох не подразумевал даже намека на невинное развлечение. Дэсинджер быстро вошел в отсек.

Девушка обратила в его сторону испуганные глаза, как только он возник за спиной флотского. Того звали Лью Тонас, и из двух членов экипажа он был тем, кто покрупнее… Да, он был даже слишком крупным и, по правде говоря, слишком мускулистым, чтобы благородная мысль отвлечь эту громаду на себя показалась Дэсинджеру благоразумной. Кроме того, Дэсинджер не понимал жаргона Флота Виллата. Поэтому он дважды рубанул ребром ладони по могучей шее, а потом его кулак со свистом выбил дыхание из легких Тонаса, прежде чем тот успел повернуться к нему лицом.