Телохранитель ее величества: Точка невозврата - [10]

Вздох.

— В общем, отчим нашей Мэри отправился в обитель предков быстро. И красочно — кровь отскребали в радиусе многих метров вокруг. Но болезненно.

Хочешь знать, чем она его? — глаза Мамочки ехидно блеснули. Мэри вновь передернуло. Изабелла кивнула.

— Ножами. Гостиничными. Тупыми, с зазубринами. Оружия мелюзге не дают, тем более после Полигона, когда крышу сносит, вот она и вооружилась, чем смогла. Представь, отпиливать таким ножичком человеку голову?

У Изабеллы от отвращения по коже пронеслись противные мурашки. Но рвотный позыв, представив себе это, она сдержала.

— И что, отпилила?

— Фррр! Нет, конечно! Но умирал тот погано.

— И за это приговорили к ликвидации? Но у вас же это… Право… Неподсудность в общим… — замялась Изабелла, пытаясь по-новому взглянуть на охраняющий ее взвод. Пока еще охраняющий.

Мамочка усмехнулась.

— Не-а, все не так просто. За одного отчима бы не приговорили. Но наша мстительница им не удовольствовалась, вернулась домой. Это все-таки был ее дом, пока мать была жива, это позже отчим ее вышвырнул. Короче, вернулась она и зарезала его сынка. К тому времени тот превратился в кабанчика лет двадцати пяти, упитанного такого и остепенившегося. Но это ничего не меняло, и она сделала с ним примерно то же, только без издевательств. Вонзила нож в сердце — просто и без изысков. А затем его жене…

Мамочка перевела осуждающий взгляд на «мстительницу». Ту мелко трусило.

— Может не надо, а? — обернулась она с мольбой в глазах.

— Надо, Мэри, надо. Наша девочка должна знать, что бывает, когда срываешься. Нельзя исполнять всё желаемое, даже если есть возможность.

…Изабелла про себя кивнула — и здесь скрытый смысл, обучение. Молодец, Мамочка, что сказать! Ясный день, рука Ланы — сама Мамочка до такого урока не додумается.

— Если хочешь, сама закончи. Как было. Чтоб не переврала ненароком, — вновь фыркнула старшая в их паре телохранительница, предоставляя Мэри слово.

Та кивнула, но убрала глаза на другую сторону улицы.

— Пока я два года в «малышне» ходила, да перед этим больше года просто в приюте, эта сволочь выросла и женилась. Я не знала. — Она помолчала. — И девчонка эта, жена его, нормальная была. Я потом про нее справки наводила. Обычная простая девушка. Она не знала ни обо мне, ни о том, что эта скотина со мной вытворяла. У них идеальная пара была. И ребенок был…

Вздох.

— В общем, когда я его кончила, выбежала эта девочка и начала кричать. Я как в тумане стояла, злющая, ничего не соображала… И… Ее тоже… Того!..

На щеке Мэри выступили слезы.

— А потом малыш в коридор вышел. Мааааленький такой, и плакать начал. Меня как током дернуло: стою, с ножом в руке, вся кровью перемазанная… А передо мной плачущий малыш и два трупа.

Повисла пауза.

— А потом?

— Потом сзади гвардейцы в квартиру вломились, повязали меня, — продолжила Мэри с отчаянием в голосе. — Думала, убьют. Но нет, не убили…

— А я хотела, чтоб убили! Слышите? Хотела! — крикнула она на Мамочку. — Чтоб кончили меня, прямо там! Чтобы не видеть ничего, не жить с этим!..

Но наткнувшись в лице напарницы на глухую непробиваемую стену, сникла.

— …Но они лишь передали меня нашим. И жить с этим придется.

Изабелла почувствовала, что и так невеселое настроение с утра испорчено окончательно. Да, вот это урок!

— А дальше что было?

Мэри покачала головой.

— Ничего. Твоя мать меня помиловала. Хоть я и нарушила кодекс, но была в своем праве. Если бы то же самое сотворила после посвящения, после присяги, не понадобилось бы даже ее помилования.

В общем, официально я была виновата только в побеге от наставниц, в нарушении дисциплины, и мою ликвидацию заменили понижением, ссылкой в «девятку». Может тогда им это казалось достойной заменой, но… Но это не смерть же! — вновь воскликнула она.

— А прозвище ей как-то само прилипло, спонтанно, — усмехнулась Мамочка, разряжая раскалившуюся обстановку. — Была Мария, стала Кровавая Мэри.

Изабелла поежилась. Да уж, точно, Кровавая Мэри!

— А ребенок? Что стало с ним?

Мэри опустила голову, и даже по лицу Мамочки пробежала тень.

— Живет. У деда, отца матери. Я им каждый месяц деньги перечисляю с жалования — они небогато живут. Пару раз ездила к ним. Один раз не пустили, другой вроде как поговорили.

— «Вроде как»?

Мэри кивнула.

— Я прощения просила. На коленях. За дочь. Рассказывала, почему это сделала, и что… Не специально.

Вновь повисла пауза.

— И что, простил?

— Нет, конечно. Но деньги берет. Вот так вот, девочки…

— Кстати, а вы в курсе, где мы находимся? — задала риторический вопрос Мамочка.

Риторический, поскольку они не были в курсе. Шли наобум, спонтанно выбрав направление, по не самому симпатичному району города, далеко от центра. Но Изабелла именно этого и хотела, посмотреть на сам город, старинную его часть. Что толку от этих двухсот — трехсотэтажных полисов, в которых живущие люди, как и на Венере, годами не видят солнечного света? Там все то же, что и дома, только с чужим акцентом и иным национальным колоритом. Душа Форталезы, душа Старой Бразилии здесь, в этих бедных малоэтажных кварталах, заселенных простыми небогатыми людьми. Да, тут не слишком чисто, а основное занятие многих аборигенов явно в конфронтации с законом, но она сознательно пошла на этот шаг. С нею же «девятка»! Уж она знала, на что способны ангелы-хранители ее матери, как никак обучалась у них несколько месяцев. А эти… Вообще звери! В последнем она еще больше убедилась после рассказа младшей из текущей пары своих охранниц.