Тело в плюще - [48]

Я уже пробовала свои силы в Пелэме, и профессора всячески меня поддерживали и ободряли. Правда, «Нью-йоркер» ответил вежливым отказом, но зато «Мадемуазель» напечатала отрывок.

— А потом?

— Потом… Однажды, ранней весной, я пришла домой и увидела, как моя мать сжигает в ванной почти готовую рукопись. Ванну я тоже хорошо помню — такая большая, старомодная, с ножками в виде львиной лапы. Мать у меня всегда была женщиной предприимчивой. Облила бумагу какой-то гадостью из зажигалки — тогда ведь все курили, кто же мог знать? — и положила сверху спичку. Вспыхнуло мигом. Когда я пришла, остался только пепел.

— Но почему она это сделала?

— Потому что ей не нравилось. Прочитав немного, она убедила себя, что это «мерзость». Вообще-то я собиралась укрыться под псевдонимом, но она, конечно, этого не знала.

— Как же тогда она вообще узнала, что вы что-то пишете? От вас?

— Нет. Ей рассказала Элейн. Объяснила, что сделала это ради моего же блага. Ее сильно беспокоило, что книгу могут опубликовать, и люди примут ее как правду, замаскированную под вымысел. По-моему, именно так она мне и сказала. Как видите, некоторые воспоминания не тускнеют. Элейн говорила, что псевдонимы никогда не помогают, что люди всегда догадываются, кто настоящий автор, что мы живем в мире, где нет тайн. Все оно так, только мне было наплевать, узнает кто-то, что я написала, или никто ничего не узнает.

Давняя рана не затянулась и болела сейчас так же, как и много лет назад. Фейт положила руку на плечо Люси.

— Что вы сделали? Уехали оттуда?

— Что я сделала? Приняла приглашение пообедать с Недом Стэплтоном, другом моего брата, и напилась. А через девять месяцев у меня родилась дочь, Бекки.

— Ты не можешь отказать отцу в праве пройти с тобой к алтарю! Да что с тобой такое! Конечно, мы бы хотели получше подготовиться к свадьбе собственной дочери, но ты же сама все так мило устроила. Разумеется, мы ничего не имеем против Неда. Брак с ним — это твой первый разумный шаг за последние несколько лет.

— Почему бы тебе не помолчать, мама? Я бы сделала аборт, если бы в нашей стране это не было так трудно. В крайнем случае мы могли бы вообще никому ничего не говорить. Я так и хотела, но Нед уперся. Ему, видите ли, нужна настоящая свадьба, и он собирается пригласить всех своих приятелей по Йелю, которые напьются и будут приставать к моей подружке. Так что давай не будем ссориться по пустякам. К алтарю мы пройдем втроем, ты, я и отец. Так теперь многие делают, даже в вашем кругу. Потом я брошу букет, и мы постараемся видеться как можно реже.

Все случилось так, как она и предсказывала, за одним только исключением. В семейных делах Нед оказался традиционалистом, и после первого, а потом и второго ребенка она сдалась — каждый год их отцы попеременно резали рождественскую индейку, а матери раздавали подарки. Потом ее родители умерли, и на их похоронах слезы лил только Нед. Она подозревала, что слезы вызвал страх, осознание приближения смерти, но об этом, как и о многом другом, они никогда не говорили. И вот теперь она рассказывает едва знакомой женщине то, о чем не говорила еще никому. Никогда.

— Так что вы сделали с копией?

— А почему вы думаете, что была копия?

Фейт улыбнулась.

— Я знаю тех, кто пишет. Они всегда сохраняют копии. Где она была у вас, в морозилке?

— Нет, на работе. В файле под буквой «М» — «мое».

— На том ведь дело не кончилось, да? Было что-то еще?

— Вы уверены, что занимаетесь поставкой продуктов? Что вы не психиатр? Не ведьма?

— Уверена. Но я всегда чувствую, когда человек что-то скрывает.

— Полезное качество, — сказала Люси. — Да, было кое-что еще. Через год после моей свадьбы вышла первая книга Элейн. Вышла, конечно, под псевдонимом, но я сразу поняла, кто автор. Она позаимствовала мой стиль, нескольких действующих лиц и даже почти весь сюжет.

— Другими словами, весь ваш роман?

— По сути, да, но оснований для обращения в суд у меня не было. Она добавила саспенса, изобрела героиню, которой угрожает опасность, убрала тему взросления. И добавила секса. Много секса.

Я читала ей вслух, когда работала над романом, и она расспрашивала о деталях, обсуждала со мной характеры. Я была ее поводырем в литературе. Элейн ведь занималась историей. Потом это ей пригодилось. Да, она талантлива. Очень талантлива.

— Но и вы тоже.

Люси поднялась.

— Да уж точно.

Пора идти.

— Вы скажите им там, что мы все сделали. Я скоро приду. Не знаю, что делать с ланчем. — Фейт поднялась. Кое-что привлекло ее внимание, и она хотела остаться одна.

— У меня аппетит появится не скоро, но это у меня. Спрошу. Не говорите, что собираетесь делать, что будете искать, но присмотритесь хорошенько. Бобби не пила шампанское. — Обняв на ходу Фейт, Люси вышла в коридор.

Фейт снова переоделась и, оставив обувь у двери, вернулась к джакузи и опустилась на корточки. То, что привлекло ее внимание, было землей. Несколько крохотных комочков темной, удобренной почвы у самого края. Она осторожно, глядя под ноги, прошлась по комнате. Еще один комочек застрял между плитками пола возле высокого окна, выходящего на задний дворик. Третий обнаружился у порожка. Бобби Долан была без обуви. Ее одежда лежала на низком столике возле джакузи, а китайские, обшитые парчой тапочки — Фейт видела похожие во всех чайнатаунах — аккуратно стояли рядом. Подошвы стерлись, но никаких следов грязи на них не было. Фейт выпрямилась. Три обнаруженные ею комочка лежали на одной прямой в направлении двери. Она подошла ближе и выглянула наружу, но не увидела ничего, пока не включила освещение во дворе. Скрывавшаяся в темноте картина мгновенно ожила. Ветер расшвырял мебель, прибил к дому несколько стульев и столиков, опрокинул декоративные кадки и цветочные горшки. Высокая трава пригнулась почти горизонтально земле. Вспомнив совет Люси, Фейт присмотрелась повнимательнее. Определить, откуда взялись комочки, было трудно, но в одном месте трава примялась сильнее, как будто по ней протащили что-то. Надо бы выйти и посмотреть, но только в плаще и сапогах, а переодеваться еще раз не хотелось. Да и что искать? Все, что у нее есть, это немножко грунта. Садового грунта.