Тело любит правду - [7]

По-новому взглянуть на ту медицину, которую преподавали в годы моей учебы, меня впервые побудило путешествие в Индию. С сотрудниками «Врачи без границ» я ездил к тибетским детям в Дхарамсалу — в этом городе в Гималаях, открытом всему миру благодаря присутствию далай-ламы, сосуществуют две системы здравоохранения. Одна, западная, предлагает привычную нам медицинскую помощь: рентген, хирургию, антибиотики, противовоспалительные препараты, антидепрессанты, анальгетики и т. д. Другая, основанная на традиционной тибетской медицине, в постановке диагноза опирается исключительно на исследование пульса, языка и мочи, а в лечении — на медитацию, акупунктуру, питание, а также настои и отвары лечебных трав, ни одна из которых не входит в нашу западную фармакопею. Обе системы сосуществуют в гармонии между собой, у каждой есть свои практикующие специалисты, свои аптеки, свои учебные заведения.

Меня, доктора наук, учили медицине вполне утвердившейся, уверенной в себе, научной, и мне было трудно представить, как житель Дхарамсалы стал бы выбирать для себя, как ему лечиться. К какой системе обратиться? Я стал задавать этот вопрос всем, с кем мне приходилось встречаться, — и в министерских кабинетах, и на медицинских совещаниях, и на местных дорогах. Ответ был единодушен и обезоруживающе прост: «Если у вас какая-то острая проблема, например, перелом, пневмония, приступ аппендицита, то западная медицина действует гораздо эффективнее, а главное, очень быстро. Но, если вы страдаете чем-то хроническим — астмой, артритом, заболеваниями сердца, — то здесь западная медицина не особенно вам поможет, потому что она лечит кризисные состояния, но не глубинную проблему. С этим надо обращаться к традиционной медицине. Ее воздействие гораздо медленнее, зато лучше результат и меньше побочных эффектов». Это была моя первая встреча с системой здравоохранения, совершенно отличной от нашей, но, тем не менее, охватывающей значительные массы населения и очевидно эффективной в глазах людей, которых я уважаю за их опыт и мудрость.

По возвращении в Питтсбург эти мысли начали все больше занимать меня. После семи лет клинической работы в больнице и исследований в лаборатории меня стали одолевать сомнения. Ведь самые значимые болезни конца XX века — это почти сплошь «хронические» болезни, будь то сердечно-сосудистые заболевания (на первом месте среди причин смертности взрослого населения развитых стран), рак или СПИД. Когда они убивают больного, это растягивается на несколько лет, а те болезни, которые не убивают — депрессия, диабет, ожирение, артрит, — все равно калечат миллионы жизней.

До тех пор все, что не относилось к «правильной» медицине, было для меня нематериальным, неважным, — это было то, что называется «параллельной», «альтернативной» медициной, или (между собой, в ординаторской) шаманством. Но теперь мне стала казаться все более очевидной ограниченность нашего привычного подхода, ставящего себе целью ремонтировать тело, как ремонтируют двигатель, заменяя детали. Я начал обращаться к исследованиям, показывающим, что можно лечить людей, используя естественные механизмы самоисцеления, подобные тем, которые затягивают рану после пореза. Для этого достаточно обеспечить необходимые для исцеления условия (дезинфекцию и адекватное питание), а потом просто предоставить организму делать свое дело. Понемногу мне становилось ясно, что тело можно сравнить не с двигателем, в котором какие-то детали неисправны, а с растением, за которым надо ухаживать. Чтобы оно чувствовало себя лучше, ему, прежде всего, создают более сбалансированные условия: свет, влажность, температуру, почву и т. д. Засохшие ветки, которые его тяготят, спиливают, чтобы жизненная сила могла лучше циркулировать и перераспределяться. По сути, уход за растением — как любовь: ему дают то, в чем оно нуждается, чтобы быть в полной мере самим собой.

Мысль о том, чтобы обеспечить такой же уход и лечение людям, стала все больше привлекать меня. И, к моему великому удивлению, по мере того как я больше узнавал об этих медицинских подходах, называемых комплементарными, я обнаруживал и существование научных доказательств их эффективности. Представление о том, что «официальная медицина» опирается на научный опыт, а «параллельная медицина» ни на чем не основана, оказывалось совершенно ошибочным. Я сосредоточил свои изыскания на том, что имеет под собой научные основания, а что нет, и для меня становилось очевидно, что многие далеко не обоснованные практики продолжают тем не менее широко применяться. И это касается даже таких опасных вещей, как некоторые трициклические антидепрессанты, — их эффективность при лечении детей и подростков не выше, чем у плацебо, но их все-таки продолжают прописывать, несмотря на выявленный риск осложнений на сердце. Так что разница между «официальными» и «параллельными» практиками не в подтвержденной эффективности, а скорее в том, насколько знаком и привычен нам механизм их действия. Акупунктура, польза которой доказана, с трудом проникает сквозь стены больниц, потому что то, как она действует, остается непонятным нашей системе научного знания. То же самое относится к медитации, остеопатии, массажу, некоторым лекарственным травам или терапии ДПДГ.