Тело, еда, секс и тревога - [45]

Будь Фрейд нашим современником, он, вероятнее всего, писал бы про пищевые расстройства, отмечая, как подавленные желания и аппетит оборачиваются неврозами, ненавистью к себе и саморазрушением. Идея Фрейда состояла в том, что нельзя подавлять один из основных инстинктов, его можно только окультурить. Если же его подавить, он, по закону сохранения энергии, будет искать выход, в том числе в виде невротических симптомов. Наша психика способна многое терпеть или, говоря психоаналитическим языком, контейнировать. Но у любого контейнера есть предел вместимости, и туда уже невозможно будет затолкать фрустрацию от нереализованных биологических потребностей – секса и голода. Революционность идеи Фрейда как раз и состояла в том, чтобы ничего не подавлять, но адекватно выражать, в том числе в процессе терапии, и тогда симптомы невроза пройдут сами по себе.

И те времена, когда жил и работал Фрейд (который, кстати, и сам окончил медицинский факультет Венского университета), медицина стала бесцеремонно вторгаться в сексуальную жизнь. И этот процесс активно продолжается до сих пор. Сексуальные нарушения входят в американский справочник психических (внимание: психических!) расстройств в разделе sexual dysfunctions (сексуальные нарушения). В массовом сознании это порождает бесконечные тревожные вопросы о норме: сколько, как, когда и с кем? Одно из этих нарушений – female sexual interest/arousal disorder, что можно перевести как «женское расстройство желания/возбуждения» и диагностика которого всегда очень субъективна.

Поясню, что означает в США включение диагноза в справочник психических расстройств сексуальных проблем. За этим стоят массивные статистические наблюдения, лабораторные исследования сексуальной жизни, оценка по диагностическим критериям. Когда человеку ставят такой диагноз, то лечение оплачивается страховой компанией. Все очень серьезно. Гипоактивное расстройство сексуального желания (которое в переводе на бытовой язык означает «не хочу секса») разделено в DSM-5 на женское и мужское. Но о чем говорит этот медицинский диагноз? Если у человека обнаруживают диабет, это означает, что его поджелудочная функционирует ненормально, если гипотиреоз – значит что-то не в порядке со щитовидной железой. А что в организме не работает в случае расстройства сексуального желания, если все анализы на гормональный фон нормальны? Что с вами не так? Чем вы больны?

Критерии диагноза не учитывают нюансы отношений с партнером: никого не интересует, хотите ли вы заниматься с ним сексом. А может, вы сильно обижены на него, но вынуждены терпеть в своей жизни по тем или иным причинам. Может, вы боитесь его или не хотите обсуждать с ним свои эротические желания. Диагноз не учитывает также ваш уровень стресса на работе, переживания по поводу своего тела или успехов ребенка, взгляды на секс вообще и историю вашего воспитания. Каждый из этих пунктов может быть активным тормозом сексуального желания. Каждый из этих пунктов может быть активатором отвращения к сексу.

Хелен Сингер Каплан[122] предполагала, что сексуальное нарушение базируется на трех китах – внутренних психических процессах, межличностных отношениях и поведенческих особенностях. Сегодня официальная психиатрия считает, что на сексуальную дисфункцию могут влиять четыре фактора:

1) нехватка адекватной информации о социальных и сексуальных взаимодействиях;

2) подсознательное чувство вины и тревоги по отношению к сексу;

3) тревога по отношению к самому половому контакту и его качеству;

4) нарушения коммуникации между партнерами.

Медицина, по сути, только описывает и констатирует сексуальные проблемы, не особенно объясняя, как их избежать. Зачастую эмоции взаимосвязаны: например, вина и тревога по отношению к сексуальному контакту (см. п. 2 выше) могут быть главной причиной отвращения к сексу и всему, что с ним связано.

Эмоция отвращения вообще очень интересна по своей природе. Для ее реализации у нас есть мощная биологическая основа, необходимая людям для выживания. Однако самим «отвратительным» стимулам, в том числе и связанным с сексом, мы обучаемся в течение жизни.

Это обучение происходит не за партой. Никто не говорит: «Дети, откройте тетради и запишите, что гениталии – это фу-фу-фу, а секс – грязное занятие». Ребенок получает информацию автоматически, в процессе созревания своей личности. Он неосознанно копирует поведение значимого для себя взрослого и его отношение к тому или иному объекту окружающей среды. Комментарии, подслушанные из разговора взрослых о какой-нибудь «грязной женщине», переключение канала, когда во время семейного просмотра ТВ мелькнет эротическая сцена, осуждение непорядочной соседки, которая «залетела без брака», – это и есть то самое обучение отвращению. А вообще-то обучение отвращению нужно ребенку для того, чтобы он усвоил, чего в жизни важно избегать, в том числе и из-за социальных последствий.

Можно провести аналогию с обучением страху. В 1980–1990-х годах ученый Северо-Западного университета (частный исследовательский университет, расположенный недалеко от Чикаго) Сьюзан Минека (Susan Mineka) провела серию экспериментов с макаками-резус. Предметом исследования было научение их страху перед змеями, весьма типичному для всех приматов и человека. Минека обнаружила, что молодые макаки-резус, родившиеся и выращенные в неволе, не боялись змей. В то же время у их собратьев, пойманных в естественной среде обитания, наблюдался жуткий страх перед змеями и даже перед резиновой игрушкой, имитирующей змею. Детеныши же, которые не видели змей раньше, спокойно играли и с игрушечными змеями, и с живым удавом. Но все резко изменилось, когда обезьянам показали видео, на котором другие макаки-резус со страхом реагировали на появление искусственных и настоящих змей. Таким образом лабораторные обезьяны обучились страху перед змеями. Однако, когда во второй части этого эксперимента обезьянам показали видео, где был запечатлен страх их соплеменников перед цветами, реакции не последовало. Почему же не получилось так же, как со змеями?