Телевидение. Закадровые нескладушки - [6]

– Как вы смели поливать грязью уважаемого человека в республике?!

– Я не поливал грязью. Я как читатель критиковал писателя и поэта. Разве я не имею права?

– Как отдельно взятый читатель, имеете право. Но в данном конкретном случае вы выступали как член бюро горкома комсомола, у которого, как мне известно, на этот счет совсем другое мнение. У вас кандидатский стаж заканчивается? Готовьтесь к отчету на бюро горкома партии.

Чем заканчивались такие разборки на бюро, мне было хорошо известно. Обидно. Подстрелили на самом взлете политической карьеры. Спас меня от расправы приехавший к нам в республику представитель ЦК ВЛКСМ Владислав Муштаев. Что он там говорил секретарю горкома, неизвестно, но меня оставили в покое. «Старик, – сказал он мне перед отъездом, – ты хоть радио слушаешь, телевизор смотришь?» – «Конечно!» – ответил я. «И что в первую очередь?» – «Новости, молодежные программы». «В первую очередь надо слушать прогноз погоды, чтобы во всеоружии встретить завтрашний день. А то ведь сдуру попадешь под дождь, промокнешь, простудишься и заболеешь; или не дай бог, гололед, поскользнешься, как сейчас, на случайной льдинке, и пиши пропало». Увы, я не прислушался к хорошему совету, и сколько раз сдуру нарывался на гололед, ну прямо как в одноименной песне Высоцкого. А с Владиславом Павловичем Муштаевым много лет спустя мы долго и плодотворно сотрудничали в Главной редакции научно-популярных и образовательных программ Центрального телевидения. Вот ведь какие бывают зигзаги судьбы. В результате этого зигзага я оказался далеко от Владикавказа, в Москве на факультете журналистики МГУ, куда попал совершенно случайно.

От судьбы не уйдешь

После заварухи в горкоме партии я решил отдохнуть, прийти в себя, разобраться, что к чему, попробовать найти ответ на извечные вопросы русского интеллигента «Кто виноват?» и «Что делать?». А тут подвернулась путевка в дом отдыха ЦК ВЛКСМ, расположенный в подмосковной деревне Анниково, под Звенигородом. Так летом 1964 года я оказался в Москве. И естественно, куда идет в первую очередь провинциал в Москве? На Красную площадь. А рядом, на Моховой – факультет журналистики МГУ. Заканчивается прием документов. Тут же с Главтелеграфа на нынешней Тверской звоню ребятам домой и прошу срочно выслать поездом «Орджоникидзе (нынешний Владикавказ) – Москва» необходимые для сдачи в приемную комиссию документы. Успел сдать документы буквально в последний день. И уехал в дом отдыха, надеясь в тиши и покое готовиться к вступительным экзаменам. Не тут-то было. Вместе со мной в дом отдыха заехала шумная компания французских комсомольцев. И понеслось: бурные дискуссии, вечерние за полночь костры, танцы, катания на лодках под солнцем и луной со всеми вытекающими последствиями. Еле удалось вырваться на первый экзамен. Сочинение. На мое счастье, оказалась вольная тема «Почему я избрал профессию журналиста». Еле уложился в отведенное время. Даже проверить толком не успел. Был невероятно удивлен, когда приехал на второй экзамен и узнал, что за первый получил отличную оценку. Второй экзамен по русской литературе. Экзамен принимали несколько человек. Ко всем очередь, а к одному – никого. Это был профессор Владимир Архипов, «не профессор, а зверь», как говорили студенты, а вслед за ними – абитуриенты. Я об этом не знал. Но даже если бы знал, все равно пошел бы. В доме отдыха меня ждали новые друзья. Захожу, сажусь, беру билет. Первый вопрос: «Почему «Мертвые души» Гоголь назвал поэмой?» Я до сих пор не знаю ответа на этот вопрос. Второй – еще какой-то столь же дремучий. И третий вопрос «Творчество Белинского». Это был якорь спасения. Белинским я интересовался еще со школы и знал, как мне казалось, досконально. Хватаюсь за него, как за якорь спасения, и спрашиваю: «Могу ли я начать свой ответ с последнего вопроса?» «Нуте-с, нуте-с», – отвечает профессор – и как-то так плотоядно улыбается. Оказывается, Белинский был и его конек. И тут мы схлестнулись с ним на почве, что у Белинского первично, а что вторично. Я считал, что политические взгляды Белинского менялись в зависимости от смены его философских воззрений от Канта до Гегеля, а профессор Архипов был убежден, что философские воззрения Белинского зависели от его политических взглядов. И профессор и абитуриент оказались достаточно темпераментными спорщиками. Экзамены прекратились. Все с интересом наблюдали за этим словесным матчем титанов. И когда децибелы достигли пика, я ему бросил реплику: «Вот если бы это был не экзамен, я бы вам доказал, что вы не правы». Архипов вдруг как-то так удовлетворенно улыбнулся и совсем спокойно сказал: «Ну что ж, у вас будет возможность доказать свою точку зрения». Взял мою карточку и написал: «Отлично». До поэмы Гоголя мы так и не добрались.

Третий экзамен – английский. На него я тоже слегка опоздал. Передо мной оказалось человек пять-шесть. И все они провалились. Я зашел, подошел к экзаменатору, протянул свою карточку экзаменационную и говорю: «Должен вам честно сказать: я знаю этот предмет не лучше всех шестерых моих предшественников. Поэтому давайте не будем портить друг другу нервы. Ставьте неуд.». Очевидно, такого поворота событий экзаменатор не ожидала: «Успокойтесь, молодой человек. Нечего устраивать здесь истерику. Берите билет и готовьтесь к ответу», – сурово одернула она меня. Взял я билет, сел к столу. С горем пополам перевел текст, опираясь на школьные знания восьмилетней давности. Мой английский звучал чудовищно. Плавал я в нем, как щепка в незнакомом бушующем море. Но экзаменатор скрепя сердце поставила тройку. Очевидно, ставить седьмую двойку было просто невозможно. С тем я и вернулся на свой «остров сокровищ», откуда еле-еле вырвался на последний экзамен по истории. Экзамен принимал молодой аспирант, мой ровесник. Когда я взял билет, я понял, что здесь меня уже ничто не спасет. Он прервал мой ответ на первый вопрос: «Ладно. Будем считать, что на первый вопрос вы не ответили. Давайте перейдем ко второму». Увы, ответ на второй вопрос оказался столь же результативным. Третий – тоже. Берет он мою карточку, смотрит. А там стоит пять, пять и три. И тут он мне задает вопрос: «Вам нужна пятерка?» Я не вник в смысл вопроса. Я только услышал, что прозвучал какой-то вопрос, и автоматически ответил на него: «Да». Он что-то написал, вернул мне карточку и произнес: «Следующий». Я вышел в полной уверенности, что мой штурм Ленинских гор провалился. Каково же было мое удивление, когда в карточке напротив «Истории» я увидел «Отлично». И тут только до меня дошел смысл вопроса. Проходной бал был – 18. Не знаю, как бы я поступил на его месте. Значит, от судьбы не уйдешь. Так, волею судеб, я совершенно случайно оказался на отделении телевидения факультета журналистики МГУ. Началась новая жизнь, в которой все-таки продолжались русские горки, то вверх, то вниз, то взлет, то посадка, то снег, то дожди, то великая сушь.