Текстология Нового Завета. Рукописная традиция, возникновение искажений и реконструкция оригинала - [106]

И, наконец, следует обратиться к объективной вероятности. Чтение, претендующее на оригинальность, должно гармонировать со стилем и словоупотреблением того же автора в других местах. Однако необходимо понимать, что этому требованию могут удовлетворять сразу несколько вариантных чтений, и потому текстолог должен, исходя из внутренних признаков, руководствоваться суждениями скорее отрицательного, нежели положительного, характера: прежде всего не противоречат ли имеющиеся внутренние свидетельства тому выводу, который был получен на основе данных о происхождении, географическом распространении источников и вероятности передачи текста.

Иногда случается так, что только одно чтение, на первый взгляд, соответствует словоупотреблению автора в других местах, и в то же время оно слабее всего поддерживается внешними свидетельствами. В таких случаях текстолог должен принять решение, опираясь на общие соображения текстологической науки. Для начинающего текстолога, вероятно, будет наиболее безопасным выходом положиться на внешние признаки, нежели на свои знания об авторском замысле и словоупотреблении, которые всегда могут оказаться неполными.

Со временем станет очевидно, что, как правило, чтения, поддерживаемые александрийскими и западными свидетелями, превосходят любые другие чтения. Из этого вывода, однако, есть одно исключение: применительно к Павловым посланиям сочетание B, D и G обычно не имеет большого значения. Причиной этому служит тот факт, что, хотя B и является чисто александрийским свидетелем в тексте Евангелий, Павловы послания в нем содержат явный западный элемент. В этом смысле сочетание B с одним или несколькими западными источниками Павловых посланий является всего лишь дополнительным западным свидетельством[585].

Комбинация западных и кесарийских свидетелей обычно не обладает исключительной важностью, так как кесарийский тип текста, возможно, формировался на основе, имеющей западные включения.

При оценке чтений, поддерживаемых только одним классом свидетелей, начинающий текстолог, вероятно, обнаружит, что подлинные чтения часто сохраняются только в одном александрийском тексте, реже — только западной группе, и гораздо реже — только в кесарийской. В качестве практического правила можно рутинно следовать александрийскому типу текста во всех случаях, за исключением тех, когда в дело вмешиваются какие-либо общие соображения, мешающие отдать ему предпочтение. Такая процедура, однако, не должна вырождаться в слепое принятие чтений, поддерживаемым B и א (или даже только B, как это, по несправедливому утверждению критиков, делал Хорт). В каждом случае должна быть проведена полная и тщательная оценка всех вариантных чтений с точки зрения как вероятностей передачи текста, так и внутренней вероятности. Нельзя также совсем исключать, что оригинальное чтение могло сохраниться только в одной какой-то группе рукописей, которая в крайне редких случаях может принадлежать койне (или византийскому) типу текста.

Теперь эти принципы осталось применить на практике, но чтобы не создалось впечатления, будто текстологические процедуры стереотипны и схоластичны, в заключение данного раздела следует процитировать отрывок из блестящей статьи А. Е. Хаусмена по текстологии:

Текстология — не раздел математики и вообще не точная наука. Она имеет дело с материалом не твердым или постоянным, как числа и линии, но текучим и изменчивым; а именно — со слабостью и изменчивостью человеческого ума и с его непослушными слугами, человеческими пальцами. Поэтому жесткие и быстрые меры здесь недопустимы. Было бы намного легче, если бы таковые были; по этой причине многие люди пытаются сделать вид, что правила такого рода действительно существуют, или как минимум поступают так, как если бы они существовали. Конечно, если вы того пожелаете, то сможете создать себе такие жесткие и быстрые правила, но тогда они окажутся ложными и доведут вас до неправильных результатов, потому что их простота не позволит применить их к непростым задачам, осложненным личностным фактором. Текстолог, занятый своим делом, совсем не похож на Ньютона, изучающего движение планет: он более походит на собаку, выискивающую блох. Если собака начнет ловить блох согласно построенной заранее математической модели, учитывающей статистику ареала и популяции, то никогда не сможет поймать ни одной, разве что случайно. Блохи требуют к себе индивидуального подхода; точно так же любая задача, стоящая перед текстологом, должна рассматриваться им как, возможно, единственная в своем роде[586].

III. Текстологический анализ избранных фрагментов [587]

Нижеследующие фрагменты были выбраны в качестве примеров, иллюстрирующих различные виды текстологических задач. Во избежание монотонности изложения и для того, чтобы подчеркнуть, что один и тот же стереотипный метод текстологического анализа не может быть применен ко всем задачам, в процессе рассмотрения представленные факторы будут варьироваться по их характеру и видам. Обсуждение начинается с относительно простых задач, для которых обычно можно найти ясные и недвусмысленные решения, и завершается более сложными, где вероятность свидетельствует в основном поровну за и против и где текстолог должен иногда довольствоваться выбором неудовлетворительного чтения или даже и вовсе признаться в отсутствии достаточно ясного основания для какого бы то ни было выбора.