Техногнозис: миф, магия и мистицизм в информационную эпоху - [2]
Насколько бы светскими ни являлись эти ультрасовременные условия, скорость и изменчивость нашего времени порождают сверхъестественные интуиции, которые должны рассматриваться, по крайней мере отчасти, через призму религиозного опыта и фантастических архетипов. В Соединенных Штатах, в высокотехнологичном сердце которых я сейчас пишу эти слова, этот дух во многом возвращается, если он вообще когда-либо покидал эту легкомысленную, объятую золотой лихорадкой землю, где большинство людей верят в Господа и его грядущее Царство, но гораздо больше людей, чем вы можете предположить, верят в НЛО. Сегодня бог стал одним из любимых персонажен для обложки Time, а черный мусульманин и нумеролог могут возглавить самый грандиозный марш на столицу страны со времен йиппи,[1] которые пытались силой мысли поднять Пентагон в воздух. Духовные учителя, работающие в русле принципа «помоги себе сам», и консультанты корпораций пропагандируют терапию в стиле ныо-эйдж, а различные течения буддизма, научного и кинематографического, пропитывают интеллигенцию, а половина гостей на шоу у Опры озабочены ангелами и иголками. Рост интереса к альтернативной медицине привел к вливанию неевропейских и прочих духовных практик во врачебный мейнстрим. Пока глубинные экологи спекулируют на природном мистицизме, давно прижившемся в американской душе, это смешение становится еще более очевидным в нашей нахрапистой массовой культуре. Научно-фантастические фильмы, цифровое окружение и городские «племена» переводят старые архетипы и образы в наглядный формат комикса. От «Секретных материалов» до оккультных компьютерных игр, от «Зены — королевы воинов» до игральных карт «Magic: The Gathering» — всюду языческое и паранормальное захватило сумеречные зоны масс-культа.
Эти приметы не просто свидетельствуют о том, что медиакультура эксплуатирует грубую силу иррационального. Они отражают тот факт, что люди, населяющие все участки социоэкономического спектра, намеренно используют некоторые из самых древних навигационных инструментов, известных человечеству: священный ритуал и метафизическую спекуляцию, духовные практики и натуральную магию. Некоторым поверхностным потребителям духовного эти средства представляются чем-то вроде заранее упакованных ответов на главные вопросы жизни, но других этот поиск привел к конструированию осмысленных картин мира, мировоззрений, которые действительно развивают силу воли и способность смело смотреть в лицо всем странностям наших дней.
Итак, вот мы: живущие в гипертехнологической и циничной культуре постмодерна, привлеченные, будто рой мотыльков, на пламя костров архаичного сознания. И это тот самый парадокс, с которым я приступил к написанию этой книги. Я хотел проследить тайную историю мистических импульсов, которые продолжают питать увлеченность западного мира технологиями, и особенно технологиями коммуникации.
Тема может показаться, на первый взгляд, довольно темной, ибо здравый смысл говорит нам, что мистицизм имеет с технологией общего не более, чем крик дикого лебедя в сумраке с бренчанием турнирных роботов. Историки и социологи говорят нам, что все мистическое наследие Запада, состоящее из оккультных мечтаний, духовных трансформаций и апокалиптических видений, разбивается о скалистые научные берега современной эпохи. Если верить этим ученым, технология помогла расколдовать мир, заставив отступить древний символизм, чтобы открыть дорогу решительным светским проектам экономического развития, скептического научного поиска и материального роста. Но старые призраки и метафизические порывы не исчезли до конца. Во многих случаях они просто скрылись, ушли в подполье и там прогрызли себе путь к культурным, психологическим и мифологическим мотивациям, которые лежат в основе современного мира. Как мы не раз увидим на протяжении этой книги, мистические импульсы иногда подталкивали развитие самих технологий, которые вроде бы должны были помочь от них избавиться в первую очередь. И обнаружению этих техномистических импульсов, иногда сублимированных, иногда осознанных, а иногда притаившихся в научно-фантастическом хламе или видеоиграх, посвящена эта книга.
На протяжении почти всего столетия доминирующим образом технологии была индустрия: извлечение и разработка природных ресурсов, механизация труда посредством сборочных конвейеров и бюрократические командно-контрольные системы, эти огромные и безличные институты покровительства. Льюис Мамфорд называл этот индустриальный образ технологии «мифом машины», мифом, который настаивает на авторитете научно-технической элиты и на непреходящей ценности эффективности, контроля, ничем не сдерживаемого технического развития и экономической экспансии. Как отмечали многие историки и социологи, этот светский образ был сформирован христианскими мифами: библейским призывом к покорению природы, протестантской трудовой этикой и особенно миллениалистской перспективой Нового Иерусалима, земного рая, который, согласно книге Откровения, должен увенчать ход истории. Несмотря на целый век Хиросим, Бхопалов и Чернобылей, этот миф инженерной утопии все еще крутит мельницу технологического прогресса с его извечными обещаниями свободы, процветания, освобождения от болезней и нужды.
Данное интересное обсуждение развивается экстатически. Начав с проблемы кризиса славистики, дискуссия плавно спланировала на обсуждение академического дискурса в гуманитарном знании, затем перебросилась к сюжету о Судьбах России и окончилась темой почтения к предкам (этакий неожиданный китайский конец, видимо, — провидческое будущее русского вопроса). Кажется, что связанность замещена пафосом, особенно явным в репликах А. Иванова. Однако, в развитии обсуждения есть своя собственная экстатическая когерентность, которую интересно выявить.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Среди всех предметов повседневного обихода едва ли найдется вещь более противоречивая и загадочная, чем зеркало. В Античности с ним связано множество мифов и легенд. В Средневековье целые государства хранили тайну его изготовления. В зеркале видели как инструмент исправления нравов, так и атрибут порока. В разные времена, смотрясь в зеркало, человек находил в нем либо отражение образа Божия, либо ухмылку Дьявола. История зеркала — это не просто история предмета домашнего обихода, но еще и история взаимоотношений человека с его отражением, с его двойником.
В книге собраны беседы с поэтами из России и Восточной Европы (Беларусь, Литва, Польша, Украина), работающими в Нью-Йорке и на его литературной орбите, о диаспоре, эмиграции и ее «волнах», родном и неродном языках, архитектуре и урбанизме, пересечении географических, политических и семиотических границ, точках отталкивания и притяжения между разными поколениями литературных диаспор конца XX – начала XXI в. «Общим местом» бесед служит Нью-Йорк, его городской, литературный и мифологический ландшафт, рассматриваемый сквозь призму языка и поэтических традиций и сопоставляемый с другими центрами русской и восточноевропейской культур в диаспоре и в метрополии.
Книга известного советского режиссера, лауреата Ленинской премии, народного артиста СССР Б.А.Покровского рассказывает об эстетике современного оперного спектакля, о способности к восприятию оперы, о том, что оперу надо уметь не только слушать, но и смотреть.
Книга посвящена теории и практике литературного псевдонима, сосредоточиваясь на бытовании этого явления в рамках литературы русского зарубежья. В сборник вошли статьи ученых из России, Германии, Эстонии, Латвии, Литвы, Италии, Израиля, Чехии, Грузии и Болгарии. В работах изучается псевдонимный и криптонимный репертуар ряда писателей эмиграции первой волны, раскрывается авторство отдельных псевдонимных текстов, анализируются опубликованные под псевдонимом произведения. Сборник содержит также републикации газетных фельетонов русских литераторов межвоенных лет на тему псевдонимов.