Вернувшись на завод, мы помыли танк, почистили оружие, дозаправились, а лейтенант Гаврилко разыскал военпреда и изложил ему наши претензии
— Вы уже расписались в формуляре? — спросил военпред
— Так точно.
— Не знаю, что с вами делать. — покачал головой военпред.
Тем не менее забравшись на место механика-водителя и убедившись в дефекте смотрового прибора, а также проверив слышимость команд по ТПУ на всех рабочих местах, он куда-то ушел и через пару минут вернулся с новым смотровым прибором.
— Вот, замените. А насчет ТПУ ничем помочь не могу. Замена комплекта аппаратуры ничего не даст. Они все одинаковое дерьмо.
— Ладно, хлопцы. — обратился к нам командир. — Не тушуйтесь. На старых танках вообще не было ТПУ. Вспомни молодость. Кутдуз. Буду давать сигналы ногами, не обижайся. Пихну в правое плечо — поворот направо, в левое — налево. Толкну в спину — трогай, два раза — прибавь скорость. Хлопну сверху по танкошлему — стой. Не забыл еще?
— Помню.
— А тебе. Толя, покажу кулак — заряжай бронебойным, растопыренные пальцы — осколочным. Ясно?
— Ясно.
Вновь забегая вперед скажу, что такая система сигнализации прижилась, оказалась очень доходчивой и действовала безотказно.
На следующее утро мы с помощью заводчан уже производили погрузку танка на железнодорожную платформу. Вскоре он стоял на платформе, намертво прикрученный к ней проволокой за буксирные крюки, с застопоренной башней пушкой назад с опломбированными люками, укрытый брезентом и неотличимый ся десятков своих собратьев. Но теперь мы знали, что среди них есть и наш танк, и по каким-то мельчайшим приметам могли отличить его от всех других.
Нам выписали продаттестаты и выдали сухие пайки на трое суток. Некоторое время поманеврировав на сортировочной станции, мы были подцеплены к общему эшелону и отбыли к месту своего нового назначения.
Боевое крещение
Выгрузились мы под Москвой. Здесь пае включили в состав формирующейся 116-й отдельной танковой бригады, которая спешно была отравлена в распоряжение Брянского фронта.
Наше первое боевое крещение было довольно трагичным. Оно показало, что мало иметь хорошие танки, нужно еще и уметь правильно организова ть их боевое использование.
Разгружался наш эшелон под бомбежкой в районе Воронежа. Мы прибыли сюда в последних числах июля 1942 г… те. как раз в тот момент, когда началось летнее наступление немцев из района восточнее Курска в направлении Воронежа. Нашу бригаду тут же выдвинули своим ходом в район западнее Касторной. Здесь нам приказано было занять рубеж обороны и любой ценой удерживать его от наступающих танков, кавалерии и пехоты противника. С нами не было ни пехоты, ни артиллерии, ни авиационного прикрытия.
Командир батальона вызвал к себе офицеров для постановки боевой задачи. Меня поразила бледность командира танка, вернувшегося от комбата. Он. словно предчувствуя недоброе, обнял и поцеловал Кутдуза. печально поглядел на нас с Толей, с неожиданной лаской погладил своего заряжающего по голове и потрепал меня по щеке.
Все проходило в страшной спешке. Чувствовалась растерянность высокого начальства. Рубеж был выбран командованием наспех, прямо на открытой местности. не защищенной ог противника какими-либо естественными преградами. Времени на подготовку окопов дня танков уже не оставалось. И если с земли нас частично маскировали высокие хлеба. то с воздуха наши танки и тянущиеся за ними следы от гусениц и примятые колосья были видны как на ладони. Поэтому еще задолго до появления немецких танков на нас обрушился мощнейший бомбовый удар немецких самолетов, безраздельно господствовавших в воздухе. Они строились над нами в карусель. поочередно пикировали, сбрасывали бомбы и вновь возвращались в строй. Нам оставалось лишь смотреть на них с обреченным видом и покорно ожидать своей участи.
К середине дня от нашего батальона осталось лишь несколько танков. Тем не менее когда налет прекратился и показались немецкие танки и пехота, наши уцелевшие танки открыли по ним огонь. Один из наступавших немецких танков двигался прямо на нас и, быстро приблизившись, открыл огонь. От попадания немецкого снаряда наш танк вздрогнул, в неплотности моей шаровой установки влетели мелкие огненные брызги. Я никогда не был кровожадным. Но страх порождает ненависть. И когда я увидел, как от выстрела лейтенанта Гаврилко немецкий танк задымился и тут же был объят пламенем, я испытал чувство настоящего ликования. «Не они нас. а мы их!», — радостно пела моя душа. В этот момент я увидел, как откуда-то с боков башни горящего немецкого танка вываливаются на землю члены его экипажа, «Неужели от одного нашего снаряда разорвало башню?» — успел подумать я. Лишь потом я разглядел, что в немецком танке Т-III люки башни расположены не в крыше, как у нас, а в бортах башни. Немцы, выскочившие из танка, тут же укрылись в высоких колосьях. Охваченный каким-то охотничьим азартом, я пустил в их сторону наугад несколько пулеметных очередей, но не знаю, достигли ли они своей цели.
Справа и слева от огня наших соседей заполыхали еще несколько немецких танков. Нас переполнила гордость и за себя, и за наших товарищей, и за наши «тридцатьчетверки», оказавшиеся сильнее хваленых немецких танков, покоривших всю Европу.