Техника фехтования мечом, ножом и кинжалом - [7]

Заблуждающийся ум можно определить как ум, обремененный идеями и аффектами. Такой ум не может двигаться от одного к другому без остановки, не оглядываясь на себя, и это препятствует его природной текучести. Такой ум, прежде чем сделать движение, образует сгусток, потому что первое движение все еще тянется. Это же относится и к самоосознанному уму. Сознавать себя сам может только ум человека, в отличие от ума животного. Но ум, сознающий, что он делает, перестает быть инстинктивным; его распоряжения окрашены расчетами и раздумьями, а это значит, что связь между ним и органами тела уже не прямая, поскольку утрачено единство между руководителями и исполнителями. Когда существует двойственность, индивидуальность никогда не проявляется в целом — такой, как она есть.

Осознающий ум, «усин но син», противоположен уму не сознающему себя, «мусин но син». «Мусин» буквально означает «не-ум», это — ум, отрицающий себя, дающий себе уйти от себя, расслабиться до состояния совершенной несдержанности, несвязанности.

Ум, не осознающий себя, не нарушается никакими аффектами. Это ум изначальный, а не заблуждающийся. Он всегда течет, никогда не останавливается, никогда не становится твердым. Поскольку он ничего не выбирает, не ищет, куда надо двигаться, он наполняет все тело, проникает в каждую его часть и нигде не останавливается. Он никогда не становится подобным камню или куску дерева. Если он отыскивает где-то место для отдыха, это — не ум не-ума. He-ум ничего в себе не хранит. Его также называют «мунэн», «не-мысль». Мусин и мунэн синонимы.

Главное — достичь мусин или мунэн. Тогда сознание течет от предмета к предмету, как поток воды, заполняя все уголки. Поэтому ум может выполнять все, что от него требуется. Но когда течение где-то останавливается, в другие места оно уже не доходит, и в результате наступает общая закоснелость. Колесо может вертеться, когда оно не слишком плотно связано с осью. Если связь слишком тесная, оно не будет двигаться. Если ум чем-то занят, он перестает работать, он не может ни слышать, ни видеть, даже если звук проникает в уши и свет вспыхивает перед глазами. Когда у вас что-то на уме, ум предвзят, и у него нет больше ни на что времени. Но пытаться устранять мысль, которая поселилась в уме, — значит наполнить ум чем-то другим. Это вызывает порочный круг. Лучше всего с самого начала не давать в уме пристанища ничему. Может быть, это и трудно, но если вы продолжите упражняться в куфу, то через некоторое время достигнете этого состояния. Но, конечно, для этого не надо торопиться.

Поднятый меч не имеет собственной воли, он весь из пустоты. Он — как сверкающая молния. Человек, который сейчас будет повержен ударом, — тоже пустота, и такая же пустота — поднявший меч. Ни один из них не обладает умом, наделенным постоянством, твердостью. Поскольку каждый из них состоит из пустоты и не обладает умом, то человек, который наносит удар, — не человек; меч в его руках — не меч, и то «я», которое сейчас будет повержено, подобно весеннему ветерку, рассеченному проблесками молнии. Когда ум не останавливается, то меч, наносящий страшный удар, — не что иное, как дуновение ветерка. Ветер не осознает себя, когда мчится над вершинами деревьев, нарушая их покой. Так же и меч.

Эта пустота «неумности» относится ко всем видам деятельности, а также к танцам и фехтованию. Танцор поднимает веер и топает ногой. Если он хоть чуть-чуть думает о том, как ему это надо сделать хорошо, он перестает быть хорошим танцором и его ум останавливается на каждом моменте. Во всех действиях необходимо забыть свой «ум» и стать единым с тем, что ты в этот миг делаешь.

Если мы привязываем кошку, чтобы она не схватила птичку, она будет вырываться на свободу. Но научите кошку не замечать присутствия птички, и тогда животное свободно может отправляться куда захочет. Иными словами, когда ум привязан, он чувствует себя ограниченным в каждом движении, и тут нечего говорить о каком-то чувстве спонтанности.

Итак, не позволяйте уму останавливаться на поднятом мече, забудьте, что делаете, и бейте врага. Не удерживайте ум на том, кто стоит перед вами. Все происходит из пустоты, но остерегайтесь, чтобы ваш ум не попался в сети самой пустоты.

«Мистический меч» Дзягю Тадзима-но-ками и «Меч непребывающего ума» Одагири Итиуна

Почти одновременно в Эдо, теперь Токио, в конце XVII — начале XVIII века жили Дзягю Тадзима-но-ками и другой фехтовальщик, известный под именем Одагири Итиун. В то время, как теперь известно, Тадзима-но-ками был связан с кланом Токугавы, находился на вершине славы и обладал огромной известностью. А учитель третьего сегуна Одагири Итиун был известен узкому кругу своих друзей и учеников. Их социальное положение различалось. Однако, судя по тому, что он писал, Итиун был лучшим фехтовальщиком. Он презирал тех профессиональных учителей, что собирались вокруг политических деятелей, ибо у них, как говорил его учитель Сэкиун, были «грубые души», стремящиеся к достижению славы. Такие учителя ради почестей приносили в жертву свое искусство.

Общим в философии фехтования Итиуна и Дзягю было то, что в основе лежал дзэн-буддизм. Итиун был склонен больше придавать значение пониманию задач дзэн, за которым, как он говорил, приходило и понимание техники. Дзягю, напротив, больше придавал значение технике, хотя и подчеркивал значение дзэн для фехтования. Но он не заходил так далеко, как Итиун, который совершенно игнорировал тактическое искусство как таковое. Итиун открыто заявлял, что его меч был мечом «недеяния», «не-искусства», «не-техники», «не-ритмичности», «полагающимся на ничто», не нуждающимся ни в чем, что подобно искусству фехтования. И всякий, как считал он, кто будет говорить о методе его практической тренировки, скажет, что это «очень странно и необычно».